Вождь из сумерек

– Я уже, помнится, говорил: если захотят служить, пусть служат. Толян!

– Служи по Уставу, завоюешь честь и славу, – отбарабанил Толян и подмигнул воеводе: – Усек, Груздик?

– Понял, воевода? А посему за излишнюю вольность, а равно и за остальные проступки одно наказание – смерть.

Ночью снова проснулся от щемящего чувства беспокойства. По груди скользили чьи-то руки.

– Купава, сколько можно. Спать пора, – недовольно проворчал Стас, снимая ее руки со своей груди.

Но Купава была не при чем. Свернулась калачиком, уткнувшись носом в стенку, и мирно посапывала, счастливая и довольная.

Зато острый изучающий взгляд заставил сделать то единственное, что его руки делали, не дожидаясь команды руководящего органа.

Ножи веером рассыпались вдоль противоположной стены. А вслед за ножами с лавки, содрав со стены меч, метнулся и он сам. Провел мечом дугу на уровне груди. Меч свистнул, не встретив сопротивления. А ножи засели в стене на половину лезвия.

Сонно завозилась Купава, открыла глаза. Увидела в его руках меч и прыгнула на ноги, нащупывая рукой оружие.

– Спи, детка. Это мухи… ползают, жужжат. Противно. И спать мешают.

– А меч зачем?

– Первое, что под руки попалось…

Качнул нож ладонью в одну сторону, в другую. Выдернул…

– Это тоже от них?

– От них проклятых. Шлепанцами было бы удобнее, так до сих не обзавелся.

Приоткрыл двери и тенью скользнул в коридор.

Вой в волчовке поднял на него взгляд и с удивлением посмотрел на тускло сияющий в полумраке меч.

– Что случилось, вождь?

Стас опустил меч.

– Сам бы хотел это знать. Как я понимаю, мимо тебя никто не проходил?

– Ночью? – страж был сбит с толку и обескуражен странным вопросом вождя. – Кому придет в голову ночью ходить по терему?

– Оно конечно.

Стас закрыл за собой двери и, мельком взглянув на амулет, коснулся его рукой. Камень был не теплее и не холоднее, чем обычно.

Постоял, прислонил меч к лежанке, а на крестовину повесил связку ножей. Лег и закинул руки за голову.

Купава, решив, что спать – только время терять и, не скрывая своих непристойных устремлений, привалилась рядом и, решительно обняв за шею, нахально прикусила острыми зубками мочку уха.

Стас на корню пресек эти нескромные поползновения, убрав ее руки со своей груди и отодвинулся.

Купава недовольно сморщила нос, но Стас не обратил на ее обиду ни малейшего внимания. Ему снова показалось, что из темноты на него смотрят чьи-то острые колючие глазки.

Рука потянулась за ножом.

А взгляд уперся в его грудь. Туда, где покоился камень. На поверхности высветились строчки. И он снова взмахнул рукой с зажатым в ней ножом.

Нож, не долетев до стены, повис в воздухе и мягко упал на пол. Словно подхваченный чьей-то рукой. Но сразу же следом просвистел еще один нож и со стуком впился в стену. Это Купава, не раздумывая, метнула из-за его спины свой нож.

– Кому-то очень нужен мой оберег. Прямо жить без него не может, – Стас повернулся к Купаве. – И что они нашли в нем хорошего? Камень, как камень…

Купава широко раскрытыми глазами глядела на лежащий у стены нож.

– Зачем он им? Он же твой.

Вопрос по-детски наивный.

– Поиграть…

– Может, перейдем в мою каморку? Или в каморку Веселина? – предложила Купава. – Там не найдут.

Похоже, она все еще на что-то надеялась, не забывая о своих непристойных попытках.

Между тем хитроумная вязь на амулете померкла, а скоро и совсем исчезла, не оставив и следа на его поверхности.

– Сон сморил.

– Тебя? – Купава не смогла скрыть своего огорчения.

– Ротозеев, которым приглянулся мой оберег.

– Мой вождь! – Купава воспряла духом и, воркуя, закинула руки на его плечи.

За метко брошенный нож пришлось платить долго, старательно и от всей души. Полумерами отделаться не удалось. Наивная молодость в этом деле халтуры не признает.

Только-только успел задремать, как в ушах прозвучал негромкий голос:

«Человек-волк!»

Надо же, прилипла кликуха!

Ровный, сдержанный, наполненный баритон.

Стас от досады чертыхнулся.

«Похоже, в эту ночь весь мир столпился у моей постели, – подумал он. – И сколько можно повторять, что мне не совсем по душе это имечко».

– И напрасно, – в голосе появилось явное сожаление. – Оно, как не одно другое, находится в полном соответствии с твоей сущностью.

– Спасибо, утешил.

– Да чего там! Не стоит благодарности.

– И кто на этот раз забрался в мою постель? Вернее, кому пришла шальная мысль лезть среди ночи в мою голову? Удовлетвори любопытство, коль скоро все равно разбудил.

– Тебя никто не собирался будить, тем более я.

– Тогда какого черта?

– Попробуй перевернуться на другой бок. Ты же это собирался сделать? – в голосе появилась явная насмешка. – Я на твоей груди, рядом с этой миленькой головкой.

– А раз так, то мог бы и до утра дотерпеть. Поболтали бы на свежую голову, раз уж пошла такая масть. А так могу и гадостей наговорить. Или пакостей. Правда, потом могу и пожалеть. Но когда говорю, никаких сомнений.

– Зачем же ждать до утра? Ее-то ты не заставил терпеть до восхода солнца?