Вождь Краснокожих

САВЕЛИЙ (перестал стрелять, презрительно смотрит на Шуру). А те чё, мужик, больше всех надо, а? Я не по… (Подходит к Шуре.) Ты чё тут вякаешь, лох? Ты реально знаешь, кто у меня пахан? Он тебе, знаешь, куда паяльник засунет? По самое нехочу, понял? Так что двигай по проспекту до первого поворота, ясно?

ШУРА (побелел). Ты… Ты… Ты…

САВЕЛИЙ. Попой нюхаешь цветы с трех метровой высоты.

ШУРА (еще больше побелел). Ты… Ты зачем слону больно сделал?

САВЕЛИЙ. Какому слону, лоходрил? Я тебе щас больно сделаю! (Стрельнул Шуре в лицо.)

ШУРА (вскрикнул). Ах, так ты, да? Ну я тебя сейчас! (Снимает дрожащими руками ремень.) Как сидорову козу я тебя сейчас! Сидеть месяц не сможешь! Подушечку будешь подлаживать! Снимай штаны, гадёныш! А ну! Быстро! А ну!

ТОЛЯ. Шура, не надо…

ШУРА. Надо, Толя, надо! Я его сейчас научу родину любить! Как шёлковый будет! Снимай штаны, мерзавец! Быстро! (Вытащил ремень, брюки у него упали.)

САВЕЛИЙ. Ты чё, мужик, голубой?

ШУРА (покраснел). Что?!

САВЕЛИЙ. Точно голубая луна. (Смеётся.) Голубая луна.

ШУРА. Да ты… Да я… Да мы… Да у меня дети где-то! Две жены было, если хочешь знать! Толя, подтверди!

ТОЛЯ (мужским голосом). Правда это. Нормальный он.

САВЕЛИЙ (удивлённо смотрит на Толю). И ты тоже. Мужик переодетый. Попал я. (Вдруг кричит.) Эй, смотрите, тут голубые! Голубая луна и голубой вагон. Один в училку переоделся! Сюда! Тут голубые! Сюда! (Кричит.) Голубые! Голубые! Голубые…

Коммунисты у памятника засуетились, почуяв добычу. Подходят.

Толя и Шура мечутся. Не знают, что делать.

Савелий кричит: «Голубые! Голубые! Голубые!»

Коммунисты надвигаются.

Вдруг Шура хватает Савелия, вяжет ему руки ремнем.

Тот вырывается, дерётся, стреляет из пистолета.

Толя снимает с себя платье, накидывает его на мальчика.

Быстро несут свёрток в сторону кустов. Скрываются из виду.

Коммунисты подходят к тому месту, где только что были Шура и Толя. Они крайне возмущены произошедшим. Прямо негодуют. Прям готовы разорвать кого-нибудь.

КОММУНИСТЫ. Совсем обнаглели! Среди бела дня развратничают! Вот вам ихняя демократия! Это их Ельцин всему обучил! Раньше не умели! Ельцин всё, да… Он им показал, как надо… Из Америки эту заразу завез… Ельцин. Он самый. По суд его. Под суд! Под суд! Борю Ельцина под суд! Борю Ельцина под суд!! Борю Ельцина под суд!!!

Придя к общему мнению, коммунисты возвращаются к памятнику Ленина с двумя кепками.

Ленин мило улыбается.

Чешет свободной рукой ногу.

Картина третья

(Пимиентские блинчики)

Снова огромная комнатища на чердаке. Полумрак. Или даже сумрак. Окна потому что завешаны какими-то тряпками, покрывалами, скатертями.

Входят Шура и Толя со свёртком.

Шура без штанов.

Свёрток бьётся, извивается, ругается.

ТОЛЯ. Куда его?

ШУРА. В гамак.

Бросили свёрток в гамак. Сели на пол. Тяжело дышат.

ШУРА. Штаны в парке из-за него потерял. Последние. В Саратове покупал. Жена еще. Вторая. Дорогие. Ползарплаты по тем деньгам. Искать надо идти. А то сразу приберут. Пошёл я… (Поднимается кое-как.) Батяне этого заодно позвоню. Выкуп потребую. Где у нас О. Генри?

ТОЛЯ. Что?

ШУРА. О. Генри, говорю, где? Никто там мастерски не сочинит речь злодеев, как он. (Вытащил неизвестно откуда книжку.) Всё. Пожелай мне удачи.

ТОЛЯ. Я с тобой, Шура. (Встаёт, панически.) Я тут не останусь с ним…

ШУРА. Сиди, не дёргайся, охраняй.

ТОЛЯ. Я с тобой, Шура…

ШУРА. Там будет опасно, Толя. Стрельба, взрывы. Я не могу тобой рисковать. Ты нужен искусству.

ТОЛЯ. Уж лучше на войну, чем здесь.