Вождь семейного племени

Самое парадоксальное, что, наделив дядю характером тирана, природа одарила его редкой мужской красотой. Крепкий коренастый шатен чуть выше среднего роста с пронзительными ярко-голубыми глазами с подросткового возраста стал предметом воздыхания девушек. Причем первых красавиц в округе.

Перед армией у него случился бурный роман с одной из них — яркой и пышной красавицей Раисой, о которой вздыхали все местные парни. Бабушка рассказывала, что, забеременев, Рая пришла к ней и призналась: она очень любит Николая и хотела бы выйти за него замуж. Родители с радостью согласились. Но Николай поднял возлюбленную на смех и ушел в армию. Рае пришлось сделать аборт. В результате она стала бездетной и прокляла дядю. Бабушка считала, все несчастья, которые потом свалились на голову ее бестолкового сына, случились из-за того женского проклятия.

— Если бы были живы два моих первых сына, разве я решилась бы родить это чудо! — причитала бабушка в горькие свои минуты.

Свою мать он мучил ежедневно и изощренно, словно отыгрываясь на ней за незадавшуюся жизнь. Какой поток брани обрушивался на ее голову! Каких только несчастий он не сулил! Бабушка все мужественно сносила, лишь приговаривая: «А то чо же! Мать тебя выносила, родила, вырастила, а ты ее теперь проклинаешь».

В армию Николая призвали на Тихоокеанский флот во Владивосток. Здоровье-то у парня богатырское. Во флоте служили тогда три года. Но этот срок оказался для дяди неподъемным. Домой полетели жалобные письма о тяжелой участи матроса на корабле. Отслужив с грехом пополам год, дядя по совету бывалых наглотался гвоздей. Получил прободение желудка, которое вылилось в незаживающую язву, и был комиссован. В матросской форме, которая удивительно шла ему: бескозырке, тельняшке и бушлате — он победно вернулся домой, где принялся куролесить с новой силой. Оказался замешанным в групповой драке в городском парке и сел на три года в колонию.

Бабушка безропотно выносила все удары судьбы, связанные с ее непутевым горячо любимым сыном. Переживала, как он выживет в колонии со своей язвой. Каждый лишний рубль откладывала на передачи. И постоянно ездила к нему в колонию. Помню, как нагружала себя тяжелыми мешками с продуктами. И отправлялась в неблизкий путь.

— Дети — мучители, — нараспев произносила она, вернувшись смертельно усталой. — Но кто им поможет, кроме матери.

Дядя этого не оценил и никогда не ценил. Он отсидел от звонка до звонка. А потом до конца бабушкиных дней продолжал ее мучить. Крыл матом, проклинал как заклятого врага. Она же, будто не слыша его бранных слов, делилась с ним последним куском и не садилась за стол, пока тарелку щей не относили на половину дома ее непутевого сына. Всякий раз спрашивала: «А Коле налили?»

Я старалась с дядюшкой не общаться. Но однажды он удивил меня открытием того, что, оказывается, не все в жизни черное или белое. И люди не бывают только плохими или только хорошими. В них поровну того и другого. В пятом классе, в 12 лет, я начала ходить в музыкальную школу. От дома до нее было не близко. Сначала предстояло дойти до автобусной остановки через колхозное поле, что раскинулось напротив нашей улицы. Потом сесть на автобус, который ездил в час по чайной ложке. И добраться на нем до города. Однажды в начале сентября я возвращалась одна после занятий. Не успела пройти и половину поля с подсолнухами, которые вытянулись в тот год выше маминого роста, как налетела гроза. Над головой загромыхало. А молнии принялись полосовать небо так, что я полетела по дорожке изо всех сил. Одна из них ударила рядом и ослепила. Стебель подсолнечника упал к моим ногам как скошенный. Мне казалось, что молния пытается настичь меня, и испытала дикий ужас! Потом по мне больно замолотил град. А затем ливанул такой дождь, что на мне не осталось ни одной сухой нитки. Подбегаю наконец к дому, стучу изо всех сил. Никто не открывает. Из последних сил бегу к бабушке. Их с дедом тоже нет. Дома один Николай. Смотрит на меня, мокрую и дрожавшую от испуга и холода, и я впервые вижу в его холодных глазах сочувствие.

— Давай-ка быстрее в дом! — миролюбиво скомандовал он.

Потом принес большое махровое полотенце. Велел снять мокрую одежду и завернуться в него. А сам с ключом побежал по дорожке за моими сухими вещами. Когда я переоделась, он не издевательски, как обычно, а душевно расспросил, на каком инструменте я играю и кем собираюсь стать. А потом неожиданно произнес:

— А я вот на баяне хотел играть! Но не срослось. Забрили меня, — и захохотал своим диким смехом, который я так не любила.

Своих родителей Николай пережил ровно на год. Как многие предсказывали, просто не смог жить без них. После очередного запоя умер от остановки сердца. Похоронили Николая рядом с бабушкой, его беззаветно любившей мамой.

Глава 6. Экономист