Вождь Сожженных лесов

– Если вы так преданы долгу своей чести, то почему же вы не доверяете нам? Возможно ли сравнивать честь благородного человека с честью святых, которых приговор есть не что иное, как выражение воли Всевышнего?

– Все это громкие фразы и фокусничество! Считаю не лишним предупредить вас, что я вовсе не расположен ни слушать, ни соглашаться как с одним, так и с другим. Я говорю с вами как человек, прошу вас отвечать мне тем же.

– Спрашивайте меня.

– Предоставлено ли вам право посвятить меня в тайну возложенного на вас поручения? Заранее предупреждаю вас, что только это откровение может ручаться вам в моем согласии содействовать вам, но в таком только случае, если намерение пророка, в исполнении которого он предлагает мне быть соучастником, будет вполне согласоваться с долгом чести и законами справедливости. Теперь говорите и будьте откровенны, если имеете на это право; но только, пожалуйста, без всяких разглагольствований, иначе я заставлю вас замолчать! Говорите, я вас слушаю!

– Как эти люди нетерпеливы и недоверчивы! – сказал данит свысока. – Пророк приказал мне сообщить вам все, тем более что вы некоторым образом заинтересованы в этом деле.

– Вот так бы давно следовало вам начать разговаривать со мною. Но все-таки я не понимаю, чем я могу быть заинтересован в этом деле.

– Вы можете думать, как вам угодно, но я прошу вас выслушать меня с большим терпением.

– Хорошо, говорите, я вас слушаю!

– Прежде чем я буду говорить, прикажите подать мне стакан воды, потому что я чувствую такую сильную жажду, что язык прилипает к гортани.

– Извините, пожалуйста, что я до сих пор не предложил закусить ни вам, ни вашим товарищам, – сказал Грифитс и подал лейтенанту знак, который был понят последним.

Маркотет вышел, и через пять минут два лакея внесли и поставили на стол огромный поднос, уставленный всевозможных сортов закусками и винами.

– Пейте и ешьте, брат мой, – сказал капитан, – и еще раз простите мне, что забыл правила гостеприимства.

– Мы так спешили, что со вчерашнего дня ни люди, ни лошади ничего не ели, – сказал данит, набросившись с волчьим аппетитом на поданные закуски.

– Но отчего же вы так спешили? – спросил капитан. – Ведь вы же знали, что меня всегда можно застать дома.

– Я имел в виду не только вас, – отвечал данит, усердно опустошая поднос.

– Кого же еще?

Данит слегка поднял голову и посмотрел искоса на капитана.

– Того, кого мы преследуем, – сказал он глухим голосом и снова принялся набивать себе рот.

– Кого же вы преследуете?

– Вы скоро узнаете.

– Опасен он?

– Вы увидите.

Капитан Грифитс убедился, что ничего не добьется от голодного данита, кроме неясных и отрывистых ответов, перестал его спрашивать и, предоставив мормону полную свободу пожирать поставленные перед ним блюда, начал вполголоса разговаривать с другом своим, капитаном Джемсом Форстером.

Между тем лейтенант Маркотет, приказав накормить товарищей данита и лошадей их, возвратился в комнату.

Данит продолжал бесстрастно свою трапезу, не обращая, по-видимому, ровно никакого внимания на все, что происходило и говорилось вокруг него.

Наконец настала-таки минута, когда, при всем своем желании, он не мог проглотить более ни одного куска.

Налив себе стакан вина, данит выпил его залпом, отодвинул от себя поднос с тарелками, тщательно вытер рот и потом, вынув из кармана красивый портсигар, педантично, спокойно и с большим знанием выбрал себе сигару и принялся курить ее методично и не теряя своего достоинства.

Окончив все это, он самодовольно крякнул.

– Ну, – спросил капитан, – как вы теперь себя чувствуете?

– Гораздо лучше, благодарю, капитан; я был в страшном изнеможении, а теперь чувствую возобновление своих сил.

– Расположены ли вы теперь рассказать мне о цели вашего посещения?

– С удовольствием, капитан, если вы только будете согласны терпеливо выслушать меня хоть несколько минут.

– Ну, говорите же скорее.

– Вот в чем дело, капитан. Месяца два тому назад, побывав в одной из моих ферм, находящейся в пяти лье от Дезере, я возвращался в святой город; я ехал с одной из своих жен, француженкой, которую я очень люблю Когда мы поравнялись с глубоким оврагом, находящимся немного в стороне от дороги и который называется Волчьей Долиной, жена моя, указав на хищных птиц, которые с криком кружились над этим оврагом, спросила меня, что привлекает их к этому месту. Я взглянул, и действительно, большие вороны, серые орлы и другие хищные птицы кружились над Волчьей Долиной.

– Вероятно, – отвечал я, – они чуют в этом овраге добычу. Без сомнения, труп какого-нибудь волка или мула.

– А если это труп человека? – спросила жена.

– Быть может, хотя я вовсе этого не думаю.