Вождь Сожженных лесов

Но молодая девушка, узнав о прибытии своего возлюбленного, сама поспешила к нему навстречу.

Она страшно изменилась в это короткое время; на ее бледном, изнеможенном лице заметны были следы недавних слез; в ее впалых глазах выражалось глубокое страдание, между тем как ее поблекшие губы были осенены печальной улыбкой.

— Боже мой! — вскричал с испугом молодой человек, — что случилось? Неужели вас постигло новое несчастье?

— Ужасное несчастье, — отвечала она, тщетно стараясь подавить в себе рыдания, — забудьте меня, Октавио!

— Вас забыть? Но разве это возможно?

— Забудьте меня, — повторила она, — это неизбежно! Мы должны расстаться навсегда!

Она долее не выдержала и повалилась без чувств на руки Курумиллы, который вовремя успел оказать ей эту помощь.

— Боже мой, Боже мой! — восклицал разбитым голосом Рамирес. — Что это значит? Возможно ли это? О, я должен знать, я хочу знать причину этого несчастья!

Он снова бросился к молодой девушке, но Курумилла остановил его.

— Пусть мой брат не унывает, — сказал он.

— Не унывать! — прошептал молодой человек, падая на груду мехов и рыдая, как ребенок, — не унывать! Возможно ли это, когда сердце мое разбито?

— Ничего, это пройдет, — возражал вождь, — надейтесь, вам говорит это Курумилла; Валентин ничего не знает; надейтесь, говорю вам.

В эту минуту Блю-Девиль, видевший издали всю эту сцену, подошел к дону Грегорио.

— Вам бы следовало, прежде чем начать действовать, переговорить с Валентином.

— Быть может, — сказал печально дон Грегорио.

— Можно ли после этого поверить, что вы любите донну Розарио? Посмотрите, как эти молодые люди любят друг друга, а вы разрушили их счастье.

— Что вы хотите этим сказать? Вы меня пугаете.

— Я хочу сказать, что вы убили этих молодых людей, — резко ответил Блю-Девиль.

— Валентин любит Розовую Лилию, как свою дочь, он никогда не простит вам зла, которое вы ей сделали, — сказал Курумилла.

— Он проклянет вас, — добавил Блю-Девиль.

— О нет, я не допущу этого! Я хочу, чтобы она была счастлива!

— И вследствие этого отнимаете у нее того, кто ей дороже всего на свете! — сказал с иронией Блю-Девиль.

— Но это воля ее отца!

— Ее отец желал ей счастья, но не смерти; она умрет, если не выйдет за того, кого любит.

— Нет, этого не будет! — вскричал дон Грегорио. — Если она умрет, то не через меня! — прибавил он, направляясь к пещере, в которой скрылась донна Розарио.

Он там пробыл довольно долго.

— Ну что? — спросил Блю-Девиль, когда дон Грегорио снова показался.

— Ничего, она чувствует себя гораздо лучше и спокойнее; я утешил ее и подал ей надежду.

— Вы поступили бы гораздо лучше, если бы не говорили ей всего этого; она была бы тогда несравненно счастливее и спокойнее.

— Правда, правда! Я сознаюсь, что поступил необдуманно глупо!

Мало-помалу дону Грегорио, Курумилле и Блю-Девилю удалось, наконец, успокоить немного молодых людей, в сердца которых снова возвратилась надежда.

Однако они все еще были печальны: сомнение вкралось в их души и поколебало их счастье.

Тотчас же по заходу солнца, на третий день после отъезда Валентина Гиллуа, в Воладеро прибыли охотники под командой Кастора.

Их прибытие было встречено всеобщей радостью.

Когда Кастор рассказал обо всем случившемся, донна Розарио была в восторге от благородных подвигов своего брата, рисковавшего своей жизнью, чтобы спасти Валентина.

Потом Кастор передал распоряжения Валентина, которые состояли в том, чтобы он, Кастор, отвел в Форт-Снеллинг женщин и детей, отнятых у капитана Кильда.

Искатель следов ассигновал на каждую из этих несчастных по двести долларов и по сто долларов на каждого из детей, чтобы доставить им на первое время все необходимое; кроме того, Валентин приказал представить бывших невольниц властям этого города и попросить последних позаботиться о возвращении жертв капитана Кильда их семействам.

Конвой в пятнадцать охотников должен был проводить их до Форт-Снеллинга.

Октавио Варгас, посоветовавшись с Курумиллой, которому он вполне доверял, решился сам проводить женщин.

Тогда Кастор передал ему два письма.

Одно было адресовано банкиру Искателя следов, другое — на имя губернатора Форт-Снеллинга.

Радость пленниц не имела пределов, когда они узнали о своей участи.

Они сожалели только о том, что не имели возможности выразить свою глубокую признательность своему избавителю.

На следующий день, на восходе солнца, дон Рамирес собрался в дорогу; он спешил скорее отправиться, чтобы скорее возвратиться.

Спустя два часа после его отъезда Курумилла, который перед тем долго разговаривал с Кастором, отправился по следу молодого человека, взяв с собой четырех смелых охотников.

Как всегда, он исчез, не сказав никому ни слова.

Кастор и его товарищи начали между тем готовиться к отъезду.

Приготовления эти были довольно продолжительны, потому что в лагере охотников было много багажа, который надо было собрать и уложить.

К счастью, в лошадях недостатка не было, потому что охотники, отправляясь в экспедицию, оставили своих лошадей в Воладеро.