Вожделеющее семя

Тристрам широко улыбнулся.

— Правители, — заговорил он уже более спокойно, — разочаровываются, когда обнаруживают, что люди совсем не так хороши, как они о них думали. Упоенные своей мечтой о совершенстве, правители приходят в ужас, когда печать сломана и они видят людей такими, какие они есть. Возникает необходимость попытаться силой заставить людей быть добропорядочными. Законы переутверждаются, грубо и поспешно, на скорую руку сколачивается система проведения в жизнь этих законов. Разочарование открывает перспективу хаоса. Возникает бестолковщина, паника. Когда разум уходит, просыпаются животные инстинкты. Жестокость! — закричал Тристрам.

Класс, казалось, стал проявлять интерес к его словам.

— Избиения. Секретная полиция. Пытки в залитых светом подвалах. Приговоры без суда. Вырывание ногтей клещами. Дыба. Пытка водой. Выдавливание глаз. Команда палачей для расстрела промозглым утром… И все это из-за разочарования. Интерфаза.

Тристрам улыбнулся классу очень доброй улыбкой. Класс ждал продолжения рассказа о жестокостях. Вытаращенные глаза учеников блестели, рты были открыты.

— Сэр, — подал голос Беллингем. — А что такое пытка водой?

Глава 5

Беатриса-Джоанна, оставив за спиной прохладную ширь животворящего моря, вошла в открытый зев Министерства, пахнувший так, словно его только что опрыскали дезинфектантом. Она протолкалась к конторке с вызывающей надписью: «ВЫРАЖЕНИЕ СОБОЛЕЗНОВАНИЙ». Множество потерявших детей женщин теснилось у барьера; некоторые, болтавшие с беззаботным видом, были одеты в выходные'платья и цепко сжимали свидетельства о смерти, словно пропуска в лучшую жизнь. В воздухе чувствовался запах дешевого спиртного напитка — «алка», как его называли. По увядшей коже и тусклым глазам Беатриса-Джоанна узнала заядлых любительниц алка. Для них день, когда в залог был отдан даже утюг, давно миновал. А Государство прощало убийство младенцев.

— … как-то запутался и задохнулся в пеленках. Ему и было-то всего три недели.

— А мой обварился. Опрокинул чайник прямо на голову.

Сказавшая это женщина улыбнулась с гордым видом, словно ребенок сделал нечто умное.

— … выпал из окна, да. Играл, конечно.

— Денежки-то будут кстати.

— Да-да, это уж точно.

Стройная девушка-нигерийка взяла у Беатрисы-Джоанны свидетельство о смерти и пошла в центральную кассу.

— Да благословит вас Бог, мисс, — пробормотала какая-то старая карга. Судя по внешности, она давно миновала тот возраст, когда рожают детей. Старуха сворачивала банкноты, которые подала ей служашая-евроафриканка. — Да благословит вас Бог, мисс.

Пересчитывая мелочь неловкими руками, счастливая, ведьма заковыляла прочь. Девушка-клерк улыбнулась, услышав старомодное выражение: Бога нынче не часто вспоминали.

— Пожалуйста, миссис Фокс. — Красивая нигерийка вернулась. — Шесть гиней три септа.

Откуда взялась именно такая сумма, Беатриса-Джоанна не стала спрашивать. Преследуемая внезапно вспыхнувшим чувством вины, которому она не могла найти объяснения, она торопливо засунула деньги в сумочку. Трех-шиллинговые монеты — «септы», как их называли, — трижды блеснули, скользнув в кошелечек для мелочи; тройня Карлов Шестых насмешливо улыбалась левым профилем. В отличие от обычных смертных, Король и Королева не подпадали под действие законов о рождаемости: в прошлом году погибли три принцессы, все разом, в одной авиакатастрофе, а родовая преемственность престолонаследия должна быть гарантирована.

«Не нужно больше детей!» — призывал плакат. Беатриса— Джоанна сердито протолкалась к выходу. Остановившись в вестибюле, она почувствовала себя безнадежно одинокой. Сотрудники в белых халатах, озабоченные и проворные, как сперматозоиды, пробежали в Отдел разработки противозачаточных средств. Лифты сновали вверх и вниз между многочисленными этажами Отдела пропаганды.

Беатриса-Джоанна ждала. Мужчины и иолумужчины сновали вокруг нее, щебеча и сюсюкая. И вдруг она увидела, точно в то время, как и ожидала, брата своего мужа, Дерека, своего тайного любовника Дерека. Он шел, сунув портфель под мышку, и, поблескивая перстнями, которые загорались, один за другим, на вытянутых пальцах рук, что-то оживленно говорил франтоватому коллеге. Наблюдая эту великолепную имитацию обычного поведения гомосексуалиста — второй, прилюдный облик Дерека, — Беатриса-Джоанна так и не смогла бесследно подавить ту вспышку презрения, которая возникла где-то внутри. Она уже слышала обрывки его речи; его движения были грациозны, как у танцора. И никто не знал, никто, кроме нее, не знал, что за сатир скрывается за этой внешностью существа без пола. Многие говорили, что он, вероятно, сможет забраться весьма высоко по иерархической лестнице Министерства. «Если бы его сослуживцы знали, — подумала Беатриса-Джоанна с неожиданной злобой, — если бы только его начальство знало!» Она могла уничтожить его, если бы захотела. Могла ли? Конечно же, нет. Дерек был не из тех людей, которые позволяют себя уничтожать.

Беатриса-Джоанна стояла в ожидании, скрестив руки на груди.