Вожделенное отечество

По телевизору и вправду показывали "Лебединое озеро". Потом выступили путчисты, пьяные в дупель — это было заметно даже на экране. У Янаева дрожали руки. С краю за длинным столом сидел мой старый знакомец Борис Карлович Пуго — он возглавлял в 1972 году делегацию комсомола на фестивале в Болгарии, куда я ездил с университетским оркестром. Теперь он был министром внутренних дел — главным тюремщиком страны. Рожи у них были, как на подбор: хоть в зоопарке показывай. Было не очень понятно, чего они, собственно, хотят. И должности у всех были — высшие в государстве: председатель Верховного Совета, министр обороны, начальник КГБ... Загадочный был какой-то путч — вся власть и так у них в руках... .

Мира Плющ рассказала, что народ сооружает баррикады и что она уже дважды относила туда еду.

Старшина милиции пытался содрать листовку-воззвание с колонны возле "Курской". Я подошёл и увидел подпись Ельцина.

— Зачем срываете? : — Не положено.

— Почему? Наш президент написал, мы его выбирали...

Собрался народ, стал читать вслух. Блюститель скрылся.

Женщина кричала в вагоне метро: "Все идите к Белому дому!" Я пошёл за нею следом. В такие моменты важно понять, куда идти.

Вышли на "Баррикадной".

С разных сторон к Белому дому стекались люди.

Навстречу брёл художник — беззубый трубач.

.— На баррикады?

— Да.

— Я бы тоже пошёл, да вот — здоровье... Выглядел он и впрямь неважнецки.

У стены Белого дома формировалась национальная гвардия.

— Офицеры, четыре шага вперёд!

Я тоже вышел.

Пожилой сухопарый подполковник в крылатом дождевике оглядел наш строй, негромко скомандовал: "Р-равняйсь! Смирно! Вольно", — после чего определил задачу: стоять у стены, наблюдать за продвижением противника. К стене никого не подпускать.

— Пароль: "Свобода".

От площади по газону была растянута проволока на невысоких колышках — чтобы красные падали, спотыкаясь в темноте. (Атака ожидалась ночью.)

Всем выдали противогазы.

Стали засветло подносить доски для костров, благо кругом стояли полуразобранные старые дома.

Из уст в уста переходил экспромт Гены Хазанова: "Забил заряд я в тушку Пуго ".

Говорили, что в здании СЭВ засела сотня пьяных, накачанных наркотиками советских прапорщиков, вооружённых до зубов, которые ждут сигнала к штурму.

Капитан милиции обратился к милицейскому сержанту с "Калашниковым" на ремне:

— Витя, посмотри, что это за группа вон там перебегает по крыше?

Автоматчик вгляделся в десятиэтажный дом напротив:

— Ну, больших стволов я у них не вижу...

— А если стрелять придётся — по окнам верхнего этажа не попадёшь?

— Нет, я сперва трассирующими дам поверх голов, а потом уже — на поражение.

Маршал Язов отдал приказ группе "Альфа": готовиться к десанту на крышу Белого дома, а перед этим — авиации — нанести по нему бомбовый удар. Военные лётчики в ответ пригрозили разбомбить Кремль. Аил проливной дождь.

В моем отделении было шесть офицеров запаса, все — бизнесмены.

Страшно болела спина.

У стены табором расположились анархисты в чёрных головных платках. Чуть поодаль солидно прохаживались казаки — осанистые, чубатые, с пышными усами, в синих гимнастёрках и просторных галифе, с шашками и нагайками — только что без коней.

Омоновец давал желающим примерить наручники.

В большом листе полиэтилена принесли сигареты и какую-то снедь.

Говорили, что мятежники отправились к Горбачёву в Крым и что он там встретил их историческими словами: "Ну что, мудаки, доигрались?!"

Полковник Кобец согласился стать военным комендантом Москвы — при условии, что ему дадут право лично расстрелять этих мерзавцев. Гена Хазанов откликнулся двустишием по местному радио: "С нами Ельцин и Кобец. Хунте наступил... " Все дружно прокричали недостающее для рифмы слово. Пришёл отряд милиции из Тулы, вооружённый карабинами с примкнутыми штыками.

На рассвете по мосту скатились танки, в было непонятно, наши это танки или нет.

Пуго застрелился ("от испуга" — как срифмовал кто-то из национальных гвардейцев).

В скверике валялся сброшенный с постамента гипсовый Павлик Морозов.

На балконе пред ликующей толпой стояли Ельцин, Шеварднадзе и Ростропович.

И над Белым домом взвился трехцветный российский флаг. Но радости не было.

Часть седьмая СОКРОВИЩЕ СМИРЕННЫХ

ГЕРОЙ РОССИИ АЛЕКСАНДР МЕНЬ

Герой смеет то, чего не смел никто. Есть понятие культурного героя — такого, как Прометей, принёсший людям огонь с небес.

"Огонь пришёл Я низвесть с небес на землю".

...Мы вышли из бассейна, и я сказал Павлу Виноградову, что уезжаю в Харьков на меневские вечера.

— А, Мень, — сказал тинэйджер, что-то припоминая. — Это святой, что ли?

Я вовсе не хочу сказать, что устами младенца глаголет истина, но в народном чувстве остался след святости этого имени.

Его любили простые люди.

Помню, как на каком-то юбилее (то ли служения, то ли на день Ангела отца Александра) дядя Серёжа Демакин, железнодорожник (он всю войну водил паровозы), вручил ему огромный букет цветов, которые сам же вырастил в своём саду, и, плача (у него сына убили в Иране), сказал:

— Отец Александр, мы все вас так уважаем и хотим проздравить...