Вожделенное отечество

Поэт любил этот предутренний час, когда пробуждаются трамваи, а по булыжным мостовым лениво цокают копыта да вскрикивают сонные извозчики.

Маяковский был певцом катастроф и бурь. Ему нравилась война, пафос разрушения.

Он обладал своеобразной куриной слепотой: для него не существовало определённых явлений — таких, как старость, смерть, погода, вообще природный мир.

И есть вещи или явления, к которым реэмигрант должен привыкнуть, и к которым привыкать невыносимо трудно: например, тошнотворный запах немытых тел, грязи и блевотины в местах скопления людей.

Вдруг остро вспомнился Монмартр, марсианские параболы Sacre-Coeur. Когда-то там, на алой мостовой, лежали, умирая, коммунары, и дамы зонтиками прикалывали их. Потом французы ужаснулись и построили на этом месте храм — параболы марсианских куполов...

Пробираясь с собакой Кривоколенным переулком к Чистым прудам, Маяковский размышлял о том, какой памятник воздвигнут ему — поэту революции — победившие пролетарии ,в коммунистической федерации земли.

Скорей всего — летающий фрегат, чьи обтекаемые очертанья предугадала распластанная в небе Sacre-Соеur.

Но вообще-то Владимир надеялся, что коммунисты будущего его воскресят. ..

Поэта мучил насморк. Он сморкался в большой батистовый платок, закуривал, притулись в подворотне, и, перехватив цепочку собачьего поводка, двигался дальше.

С лёгкой горечью припомнились чужие строки:

Мой отец простой водопроводчик.

Ну, а мне судьба судила петь.

Моя отец над сетью труб хлопочет,

Я стихов вызваниваю сеть.

У Маяковского был своеобразный комплекс неполноценности:

Столбовой отец мой

дворянин,

кожа на моих руках

тонка.

Может,

я стихами

выхлебаю дни,

и не увидав

токарного станка.

Почему-то подумалось: "Я пригодился бы парижской ЧК — хорошо знаю город".

В первом, поспешном издании поэмы "Ленин" он обнаружил две досадные ошибки: "отобрали... и раем разделили селеньице" (А у него было — "разделали") и "к векам коммуны сияющий генерал" (вместо перевал ).

Наборщик в простоте спутал буквы — переврал.

К тому же ведь и вправду — отбирали и делили...

И генерал сияющий уже маячил невдалеке — на перевале к тридцатым — красивый уголовник в жёстком воротничке и мягких крадущихся сапогах.

АГИТАТОР

Крутилась пластинка. Сквозь скрип и скрежет патефона доносился неторопливый уверенный голос с раскатистыми горскими интонациями:

— Я не собирался выступать, но вот товарищ Хрущёв очень просит меня об этом. Ну, что я могу, сказать, товарищи? Есть такие депутаты: ни Богу свечка, ни черту кочерга; ни в городе Иван, ни в селе Селифан. Что ж, товарищи? Голосуйте за Сталина. Товарищ Сталин вас нэ подведёт.

Эта — предвыборная — речь вождя особенно нравилась Феликсу Чуеву, и он всякий раз, воспроизводя её, делал горделивый, эротически-смачный акцент на этом -"нэ".

ПАЛИТРА

Гитлер так возлюбил коричневый цвет, что даже любовница у него была — Ева Браун.

НОСТАЛЬГИЯ

Феликс Чуев говорил мне, что разведчик, засланный в армию противника, естественно, добросовестно выполняет все и любые приказы "своего", то есть вражеского командования, забывая порой, в какой же армии он служит на самом деле. И рассказал о своём знакомстве с ветераном военной разведки, который, в припадке дружеской откровенности, провёл его в свою спальню и распахнул платяной шкаф. Там висели два мундира — русский и германский времён второй мировой войны. К советскому кителю была прикреплена звезда Героя, а к немецкому — эсэсовскому — рыцарский железный крест.

Так возникло стихотворение, оканчивающееся словами:

Рейхсканцлер Гитлер крест ему вручал,

И золотую звёздочку — Калинин, —

исполненное горькой ностальгии по пакту Молотова — Риббентропа.

СЕМИОТИКА

Прихожанин спросил отца Александра Меня, почему вояки вермахта изображали на своих танках и самолётах наш крест.

Отец Александр объяснил, что нацисты пользовались краденой символикой.

ДОЗНАНИЕ

Слово "Партия" звучало как "Patria" — и как женское имя.

— А ты разоружился перед Партией?

БЕССОННЫЕ НОЧИ ЧК

Арестовав жену своего очередного соратника, Сталин сам допрашивал её.

ЕЛЬ

Комкая гитару, как бы желая спрятать её от посторонних глаз, вышел певец с внешностью парикмахера.

Всю ночь кричали петухи

И шеями мотали...

Пел он неуверенно, шепеляво, картаво, путаясь в аккордах, но необыкновенно выразительно ткал ребусы слов, задевая щемящие струны души.

При этом выяснялись странные вещи: что "Моцарт на старенькой скрипке играет..." — а старенькая — это очень дорогая, с прекрасным тембром. И ель становилась отзвуком империи. И неумелое пение под подъездную или дачную гитару превращалось в высокое искусство, заставляя кучу мусора под дворницкой метлой играть бриллиантовыми красками.

И комиссары в пыльных шлемах...

Никто не понял, что комиссары склонились над убитым врагом, разглядывая его: над своим они сняли бы шлемы.

(Розовые карамельные окна сквозь трамваи и метель... И это — тогда — называлось Россией.)

А мне припомнилась супружеская пара, которая всю жизнь учила детей игре на скрипке в городе Тамбове.

Часть вторая

НЕВИДИМЫЙ КОЛЛЕДЖ