Читаем Вожделенное отечество полностью

5 декабря 1966 года — через год после нашумевшего митинга диссидентов — на Пушкинской площади собрались пять тысяч стукачей и целый день проверяли друг у друга документы.

— Как колчушкой ни тряси, последние капли — в штаны, — говаривал Славик Брусилов, и это была сущая правда (хотя и прискорбная, конечно).

Ещё они с его другом Толиком Бормотовым выясняли вопрос, почему член всегда свисает в левую штанину. По теории Толи Бормотова, предки человека ходили без штанов, и, когда они гнались за мамонтом, то в правой руке сжимали дротик, потрясая им (откуда и произошла фамилия Шекспира — Потрясатель Копья), и чтобы член, болтаясь, не путался под ногами, его держали при этом в левой руке. Позднее ориентированность члена влево стала наследственной.

Гера Шуцман любил материться в сортире, когда Миша Смоляник оставался с бабой наедине в своей комнате. Герин голос гулко бился об унитаз, придавая любви студентов особую пикантность.

Когда Миша наутро укорял его, Гера всякий раз делал большие глаза и говорил:

— Откуда я знал, старик? Надо было предупреждать. Ты в следующий раз повесь на дверь записку: "Я с бабой"— и все.

На дверь туалета Гера привинтил упёртую им в бытность проводником вагонную табличку: "Во время стоянки пользоваться туалетом воспрещается", — содержавшую, в контексте мужского студенческого общежития, всем понятный намёк на эрекцию.

Гера был членом КПСС. Студент-старшекурсник объяснял это так:

— Фашистской партии у нас нет — вот он и вступил в коммунистическую.

О Шуцмане говорили, что он — единственный в мире еврей, напрочь лишённый интеллекта. Бывший матрос, боксёр, редкостный грубиян, он был широкогруд и широкоплеч, высок ростом, густо покрыт орангутанговой шерстью.

— Все: решил я не пить, не курить и с дамами дел больше не иметь, — заявил, проходя с чайником по коридору, заросший щетиной Федя Карпов.

— Нельзя, — остерёг Гера Шуцман. — Дамы узнают — морду набьют.

Однажды студентка Валя долго стучалась в запертую дверь мужского блока — хотела попросить конспект. Наконец дверь отворилась и на пороге предстал Шуцман, совершенно голый, окутанный клубами пара. Нимало не смутившись, он осведомился, что ей нужно, и, как истинный джентльмен, предложил войти.

У Геры было любимое выражение:

— Вот такой женщине я бы отдался.

На четвёртом курсе он сдружился с советским корейцем Серёжей Ке, который тоже был боксёром. Они развлекались тем, что в два часа ночи пели дуэтом, в сопровождении двух гитар, распахнув настежь окна, "Тройку", каждый в своей комнате: один на двенадцатом этаже, а другой — на четырнадцатом.

Шуцман уверял всех, что его отец — советский шпион, живущий в Западной Германии.

Отношение к личным драмам было у него житейским:

— А что? Жопа об жопу — и разошлись.

На старших курсах он долго подбирал себе невесту, все колебался в выборе между двух- и трехкомнатной квартирой. Наконец решился на трехкомнатный вариант, слегка прогадав при этом с фамилией жены, которую он взял взамен своей собственной. Звучала она все-таки по-еврейски, но была предпочтительнее, ибо содержала и некоторый намёк на Прибалтику.

— Даже такой идиот, как Шуцман,.. — так говорили у нас на факультете.

...В комнату вошёл Детинин — мужественный, с ёжиком серых волос, стальным взглядом и крепкой челюстью американского актёра, исполнявшего роль Спартака в только что прошедшем широкоэкранном боевике. Его чело омрачала мысль, которую он тщетно пытался отогнать от себя. Троекратно извинившись перед всеми, он обратился к Морковьеву, начав издалека:

— У Чехова в записных книжках есть рассказ про одного старика, у которого была большая борода. Однажды его спросили: когда он спит, куда кладёт бороду — под одеяло или поверх него? Старик не мог вспомнить. А когда лёг спать, положил бороду поверх одеяла — неудобно. Сунул под одеяло — тоже неудобно. Ворочался он, ворочался всю ночь — а наутро встал и сбрил бороду. Вот и у меня к тебе, Юра, похожий вопрос: ты, когда на унитаз садишься, конец на круг кладёшь или опускаешь вниз?

— Опускаю, — твёрдо ответил несколько растерявшийся Морковьев. Детинин задумался:

— Почему же тогда круг в этом месте все время мокрый?..

После чего, откланявшись, галантно удалился.

Комсорг Паша Куяров прославился на английском. Ему попалось в тексте слово "job" (работа). Паша читает:

— "Жоп".

— Comrade Kouyaroff! — в ужасе воскликнула преподавательница.

— I'm sorry. "Иоб", — поправился Куяров.

  По ночам перед экзаменами устраивали коллоквиумы: кто что читал — ибо одолеть всю гору программной западной и нашей литературы, да ещё в последнюю, решающую ночь одному человеку было не по силам.

(Помню, именно тогда я поклялся, если стану когда-нибудь писателем, писать как можно короче — чтоб не мучить бедных студентов.)

В ночных консультациях участвовали все расы и народы. Содержание необъятной русской классики многие из нас узнавали в обратном переводе из уст африканцев, читавших её по-французски в сокращённом изложении.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное