Читаем Вожделенное отечество полностью

— Я-то подумаю, я хорошо подумаю. А ты подумай об этом ночью, — неожиданно заключил он и вышел из автобуса, и пошёл вдоль светящихся витрин, в толстом синем драповом пальто и толстой круглой шляпе сумеречного цвета.

Автобус отошёл, и все чего-то примолкли.

А мне подумалось, что мужик-то был прав.


ВЕДЬМА


Парень обладал физиономией, которая в принципе не могла никого раздражать. Он же помог страшной бабке надеть её ужасающий мешок.

Мужчина был совершенно беззащитен в этой нелепой ситуации, когда пьяная старая цыганка согнала его с места, а его жену обозвала "стёганой тварью" и всякими похабными словами, а потом, сменив гнев на милость, пригласила: "Сынок, садись!"

Только ребята-пэтэушники, хулиганистые и развесёлые, оказались адекватны ей. Они подсобили бабке выйти из вагона, а потом швырялись в неё снежными лепёшками, заливаясь смехом в ответ на её ругань.

А я подумал о том, как хорошо было в прежние времена, когда какой-нибудь полковник сидел бы при этом, уткнув подбородок в эфес шашки, и сходу отрубил бы старой ведьме голову.

ЮБИЛЕИ ВОЖДЯ


— Он всех, с кем когда работал или учился, всю родню устроил на хорошие места, никого не забыл, — с похвалой говорил о Леониде Ильиче однорукий инструктор Днепродзержинского горкома партии с плаксивой фамилией Рёва. — Ну, а что, если есть возможность.

О том, что отец Брежнева Илья Яковлевич прятал евреев от погромов, Горюнова вычеркнула:

— Я надеюсь, вы — русский человек?

Мне было непонятно, почему русский человек должен ненавидеть евреев.

СЛОВА


— Меня волнует то, что слова у нас все чаще расходятся с делами, — сказал мой отец. И добавил: — На каждом районном активе принимается письмо Брежневу. Принимается, но не отправляется. Не будет же он все эти письма читать.

На руках моих язвы гвоздиные.

— Да и если б было в них что толковое, а то так, все одно и то же.

— Достижения, итоги, планы на будущее...

— Ну конечно: есть нечего, носить нечего, негде жить. А в остальном — большие достижения.

Отец все-таки не соглашался, возмущался диссидентами:

— Им советская власть все дала.

— Да нет её уже с 18-го года. И потом это все равно, что говорить: почему вы не любите свою тюрьму? Она вас кормит, одевает, обувает, учит жить... Спорили:

— ..."Прописка" — беззаконие, крепостное право, — доказывал я. — И пусть они заткнутся.

— Арсений-то, — вспоминал отец своего племянника — подполковника МВД, — лучше всех устроился: две квартиры в Москве. Это надо же подумать!

— Арсений при власти сидит.

— Ну, положим, власть у него небольшая...

— А все же и ему от неё кое-что перепадает.

— Арсений власть укрепляет. А вы её расшатываете.

— Да плохо что-то расшатываем, никак расшатать не можем.

— Вы — отщепенцы! — ярился отец.

— Это вы отщепенцы, начиная с Чернышевского. Мы тоже можем вам счёт предъявить.

— От кого?!

— От русского народа! Кто крестьянство разорил? А?!

Отец умолкал.

РОДИНА


— Родина там, где человек родился.

— Мы рождаемся в том или ином месте случайно. Предположим, рождается сын у служащих английской колониальной администрации в Индии. Он рождается в Индии и живёт в ней всю жизнь. Неужели его родина — Индия, где ему все чуждо, а не Англия, о которой он помнит, с которой соотносит свою личность, где лежит его сердце? Или дети русских белых эмигрантов, родившиеся в Нанкине. Неужели их родина — Китай, а не Россия, которая их отторгла, отвергла их родителей — если они вернутся, то непременно попадут в тюрьму, в лагерь? И через сорок поколений нашего рассеяния родиной русских останется Россия. Так почему же через четыреста поколений еврейского рассеяния Израиль не может быть родиной евреев?

— Приезжали из Америки туристы — украинка, армянин. Их спрашивали: "Кто вы по национальности?" Они отвечали: "Я американка"; "Я американец"; "Мы родились в США, и это наша родина".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное