Вожделенное отечество

НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ САНТА КЛАУСА

В СТРАНЕ БОЛЬШЕВИКОВ

В детстве в Деда Мороза верилось. Помню, как он вошёл — высокий, румяный, в красной шапке, отороченной белым ватным мехом-снегом, в огромных валенках, варежках, алой шубе, подпоясанной кушаком, с мешком и дорожным посохом, в гулкий сияющий зал тамбовского музыкального училища, как запел удалым зычным басом:

Разыграйтеся, метели,

Гнитесь ниже, сосны, ели.

И в моем густом лесу,

Заморожу, занесу.

Берегите руки, ноги,

Берегите уши, нос —

Ходит, бродит по дороге

Старый Дедушка Мороз.

Рука его (рукавицу он снял) оказалась неожиданно тёплой. Дед Мороз повёл меня, шестилетнего карапуза, а за мной и всю длинную цепочку детей по каким-то запутанным коридорам, чугунным лестницам, навощённым паркетным полам — и ввёл... в тот же зал, но только с другой стороны.

Он плясал под ёлкой (у нас в Тамбове это была, собственно, не ёлка, а сосна), смешно задирая ноги в валяных сапогах. А потом раздавал подарки: апельсины, печенье, конфеты в красивых обёртках...

Каково же было моё удивление через год, когда Мария Моисеевна, настраивая мою "восьмушечную" скрипку, обмолвилась кому-то из учителей, что Сашке Гурееву не разрешили на этот раз быть Дедом Морозом, потому что он двоек нахватал.

Сашка? Двоек? Так это был студент-вокалист, а никакой не...

Потом, уже постарше, я и сам, бывалоча, красил губной помадой нос и щеки, приклеивал снежную бороду, обряжался в алую перепоясанную шубу и торжественно входил в квартиру друзей, где дети ждали Дедушку Мороза. Слышал я и о том, что к заграничным детям на Рождество приходит, но не Дедушка Мороз, а Санта Клаус — забавный такой старичок в красном колпаке и с мешком подарков.

Сайта в переводе значит: святой, а Клаус — это то же самое, что Николай. Был и вправду такой человек. Он жил в Греции в четвёртом веке нашей эры в маленьком городке Миры в Ликейской области, почему и зовётся — Николай Мирликийский. Он был архиепископом, то есть главным священником в этой местности, и отличался необыкновенной добротой.

У одного жителя Мир было три дочери. И вот пришла пора старшую замуж выдавать. У отца не было денег на приданое, и решил он отдать дочку за богатого, но нелюбимого жениха. Дочка горевала (она сколько сел, сколько мальчиков и мужчин носят это имя! Да только оборвалось почитание святынь с разбойничьей революцией. Русские люди отвернулись от Бога и Его святых. Начали храмы ломать, жечь иконы и постепенно превращаться в пещерных жителей — даже правителя своего стали звать вождём, как в дикарских племенах.

И исчезла тайна, жизнь стала скучной, без ёлки, игрушек, зажжённых свечей. Ёлки были запрещены, школьников заставляли доносить, в каком окне видна ёлка: значит, там живут враги народа.

Потом большевики хватились и решили хоть что-нибудь, хоть какое-нибудь чудо детям вернуть. И вернули рождественскую ёлку, назвав её на всякий случай новогодней. Это тогда именовалось, не удивляйтесь, дети, "пять П": "подарок Павла Петровича Постышева пионерам" (был такой министр — их в те годы наркомами называли — он и добился возвращения ёлки; его Сталин вскоре расстрелял как врага народа — но не из-за ёлки, а по общей своей злобности).

Вот тут-то и появился наш советский Дедушки Мороз — борода из ваты, который с тех пор исправно служит детям коммунистической страны, принося им радость и счастье в дни Рождества Христова, которые совпадают с зимними школьными каникулами.

На Западе он приходит к ребятам под своим настоящим именем — Санта Клаус (святой Николай), а у нас в России — конспиративно, как Дед Мороз. Он не гордый. Но является с блестящим посохом-жезлом — знаком пастырской власти, в красной мантии и шапке-тиаре — в полном облачении архиерея. И приносит подарки детям — будущим лётчикам и морякам, тем, кто пройдёт сквозь бури и штормы этой жизни и понесёт свет рождественской звезды все дальше и дальше — в завтрашний век.

Но не только в Новый год приходит к нам святитель Николай.

Мне рассказывали: уходил лётчик на войну с фашистами. Мать надела ему на шею медальон с изображением Николая Угодника и велела:

— Сыночек, в минуту смертной опасности обратись к Николе — он тебе поможет.

Сбили лётчика в бою над Белым морем, выпрыгнул он из горящего самолёта с парашютом и упал в воду. Вынырнул — берега не видно. И, вспомнив наказ матери, стал призывать Николу Чудотворца. Смотрит — на горизонте показалась лодка. Приблизилась — в ней сидит старичок, лысый, с седой бородой. Молча протянул лётчику руку, втянул его в лодку и стал грести. Доставил к берегу. Лётчик выпрыгнул, оглянулся — ни лодки, ни старичка...