Вожделенное отечество

Успешно переносил сорок человек на коромысле Иван Иванович Поддубный. Шли чемпионаты по борьбе.

— Борец в чёрной маске! Таинственная фигура! — зычно выкликал, выходя на опилочный манеж, знаменитый арбитр Дядя Ваня (И.В. Лебедев).

"Три сестры" Чехова не имели успеха у публики...

С холмов сползали конные трамваи, позванивая на поворотах. На Трубной торговали грибами, цветами и ягодами всех сортов; ветер носил по площади подсолнечную шелуху. Важно придерживая на бедре "селёдку", прохаживался городовой. Время от времени из-за угла выезжал лихой пожарный обоз, в блестящей медной каске с закрученным улиткой игроком скакал усатый бранд-майор. В свете факелом горели каски, кони потряхивали гривами...

Владимир Гиляровский бесстрашно шёл в шулерский притон писать вечерний репортаж.

Есенин уже бродил в цилиндре и с тростью по петербургским улицам.

Ходили по аристократическим домам Городецкий с Клюевым, играя на гармошке и напевая срамные частушки собственного сочинения.

Гулко звенели колодцы дворов от звучных голосов точильщиков, лудильщиков, старьёвщиком, водоносов, молочников; шарманки напевали свои печальные мелодии:

Трансвааль, Трансвааль, страна моя.
Ты вся горишь а огне...

Ещё расписывал пасхальные яйца художник Маяковский.

Хлебников, который предсказал в своей книжке-таблице (1912 г.) падение Русского государства в 1917 году, жил на иждивении у булочника Филиппова, на Воздвиженке. Жаловался друзьям, что его наставляют писать какой-то роман, в то время как ему хочется заняться вычислениями (законами времени).

А мир готовился к войне. Она зрела, порох был сухим и атмосфера раскалена. Старый мир ждал Искры, чтобы вспыхнуть, вздрогнуть и расколоться пополам. Пороховую бочку мира взорвал один лишь выстрел, прогремевший в Сербии.

На экраны вышел фильм "Убийство герцога Гиза".

В 1914 году Бурлюк, Каменский, Кручёных, Хлебников и Маяковский подписались под манифестом, в котором провозглашалось, в частности, что "революция содержания — социализм-анархизм — немыслима без революции формы — футуризма..."

Год спустя Дмитрий Петровский получил телеграмму следующего содержания: "Король в темнице, король томится. В пеший полк девяносто третий, я погиб, как гибнут дети, адрес: Царицын, 93-й зап. пех. полк, вторая рота, Виктору Владимировичу Хлебникову"...

Вечно нетрезвый Гришка Распутин в красных сапогах плясал на царском паркете.

Маяковский написал стихотворение "Надоело".

Утопая в табачном дыму, интеллигенты спорили до хрипоты. Ждали бури.

В домах пахло сладким тестом, пекли пироги и наряжали ёлки. Жарко горели начищенные медные заслонки на кафельных печах. Дети возились с мишурой, золотили орехи. Висели портреты императора, украшенные гирляндами трехцветных электрических лампочек; газовые фонари струили свой загадочный свет.

Среди семи чудес света читатели петербургского журнала "XX век" назвали: беспроволочный телеграф, телефон, аэроплан, радий, антитоксины, спектральный анализ, рентгеновские лучи. .

Россия ждала Рождества.

ЗА ГРАНЬЮ НЕБЕС

Мне приснился Пабло Пикассо. Он был подмастерьем у Господа Бога. Он лепил из синей глины портреты ангелов и людей. А Господь по этим отпечаткам творил чистые сущности.

И это были лики ликов и идеи идей.

ЗАБЛУДИВШИЙСЯ ТРАМВАЙ

Баба в вагоне ругалась матом, заставляя слушателей строить самые причудливые предположения о женской физиологии. В окно глядел печальный северный рассвет.

На нас лежит печать несбывшести. Трагизм нашего положения в том, что мы — субъекты той культуры, которой больше нет. Наши современники её не наследуют, как не наследуют нынешние римляне и египтяне культуру древнего Рима и Египга. Пришла новая, варварская культура. В акрополе бродят кони, и он никогда не будет восстановлен.

Гусарский прапорщик вошёл в подъезд, подпилен но чугунной лестнице на четвёртый этаж, отпер дверь с зеркальной визитной карточкой — затейливый курсив, кокетливо загнутый никелированный уголок. — и, не раздеваясь, прошёл в комнаты, вдыхая запах нежилого — пыльный, холодный дух.

Разница культур — это, в конце концов, разница в запахах.

Есть запах дикости, запах варварства и запах цивилизации.

Есть взрослые народы и народы-дети.

Молодые культуры пахнут зверем и травами.

Белый охотник не может уподобиться индейцам или жителям африканских саванн. И тем более — диким зверям.

Машинально подобрал с запылённого паркета забытую некогда брошюру: "Служебная памятка молодым офицерам, выпускаемым из Александровского военного училища"; присев на край турецкого дивана, раскрыл на случайной странице:

"...Свой окоп и позицию защищать, как пост, как святыню, доверенную воину родиной, стремясь при этом нанести врагу как можно больше потерь, Постоянно внушать бондам, что оставление ими рядов без приказания или отход назад целой частью является предательством по отношению остальных."

Культура обретает сладость и полноту, как и плод, достигнув зрелости и старости. Ни одна из культур не бесконечна, она старится и должна умереть. Её седина — золото и мёд.