Вожди белых армий

Колчаковское правительство весомее и действеннее других белых режимов выразило идею создания всероссийской власти, поддерживаемую всеми антисоветскими силами. Занятие своего верховного поста Колчаком 18 ноября 1918 года было, как отметили сведущие люди, довольно многозначительно: 18 ноября (брюмера) 1799 года Наполеон сверг Совет пятисот, начав править Францией единолично.

Противникам адмирала из антибольшевистского стана было не до символичных совпадений. Уже 19 ноября, узнав об омских событиях, эсеры забили тревогу в Екатеринбурге, где в то время находился Комуч. Собравшийся съезд членов Учредительного собрания провозгласил «полную невозможность признания закономерности происшедшего и необходимость борьбы против Омского правительственного акта всеми средствами». Возмутились и «вспотевшие», «уставшие», как тогда язвили, от своих свершений чехословаки, они заявили, что переворот антидемократичен и нарушил условия Уфимского соглашения.

Колчак телеграфом в Екатеринбург приказал подчиненным ему частям арестовать всех членов Комуча во главе с эсером В. М. Черновым. Их взяли под конвой, но тут вмешался отряд чехословаков и отбил арестантов, помог им бежать в Уфу. Позже эсеры за все это мстили, затевали против колчаковской власти восстания.

Не подчинился новому Верховному на первых порах и атаман Семенов. Адмирал отрешил полковника Семенова от всех должностей, и лишь атаман Оренбургского казачьего войска А. И. Дутов сумел склонить забайкальского лидера к признанию власти Колчака.

В правительстве сохранились почти все министры Директории. В раздутом штате они продолжали работать ни шатко ни валко. Больше всех нареканий впоследствии получил министр иностранных дел 28-летний И. И. Сукин, весьма настроенный в пользу США, за что его прозвали «американский мальчик». Об этом пишет бывший каппелевский генерал Д. В. Филатьев в своей книге «Катастрофа Белого движения в Сибири. 1918–1922. Впечатления очевидца»:

«Он (Сукин. — В. Ч.-Г.) окончательно поссорил адмирала с японцами, не сумел ослабить враждебность чехов, не сумел внушить доверия к Сибирскому правительству со стороны французов и американцев, а если не поссорил и с англичанами, то только потому, что представитель Англии, полковник Нокс, просто не считался с нашим министерством иностранных дел.

Надо, впрочем, по справедливости сказать, что и сам адмирал Колчак, мало эластичный и слишком державшийся идеи великодержавности России, в сношениях с иностранцами шел неизменно по линии наибольшего сопротивления. В результате, столь необходимое Сибирскому правительству признание его всероссийской властью не последовало, что лишило Россию возможности участвовать в заключении Версальского договора и не позволило заключить налаживавшийся американский заем. Но, чтобы не обманываться иллюзиями, надо прямо признать, что ни то, ни другое, т. е. признание и заем, не изменили бы конечного результата Сибирской Белой борьбы.

Не в иностранцах, а в нас самих лежали причины неуспеха. Так же точно можно лишь теоретически рассуждать о недостатках и даже иногда преступности в деятельности министерства внутренних дел и финансов. Не от работы этих министерств зависел конечный исход борьбы, даже если бы во главе их стояли такие великаны мысли и опыта, как Столыпин и Витте. Центр тяжести, несомненно, находился в области ведения военных операций. Победа на фронте, занятие Москвы и изгнание из Кремля красной нечисти разрешили бы сразу все вопросы…»

Как выполнял свою главкомовскую задачу адмирал Колчак, волею судеб превращенный в сухопутного тактика и стратега? Образа действий было два. Первый в том, чтобы пока не наступать, закончить формирование армии, связаться с Добровольческой армией Деникина и договориться с ним о совместных действиях против Совдепии. Второй — немедленно атаковать красных по главным направлениям. Его, конечно, и принял отчаянный смельчак Колчак.

Понадежнее наступать можно было так. В одном варианте — выставить заслон в сторону Вятки и Казани, основные силы направить на Самару и южнее, чтобы у Царицына соединиться с донцами Краснова и деникинцами, а дальше, упираясь правым флангом в Волгу, всем вместе идти на Москву. В другом случае — двинуться на Казань— Вятку, чтобы через Котлас связаться с войсками Северной области генерала Миллера и с ними наступать на столицы. Но Колчак, пользуясь переброской большевистских сил против войск Краснова и Деникина, решился на третий вариант. Этот напористо воплощал в себе оба предыдущих: ринуться одновременно и на Вятку, и на Самару!

К марту 1919 года у Колчака было 137,5 тысячи бойцов, 352 орудия, 1361 пулемет. Против него в армиях красного Восточного фронта насчитывалось 125 тысяч человек, 422 орудия, 2085 пулеметов. Перевес белых ратников был невелик, но вооруженностью колчаковцы порядочно проигрывали. Не хватало у них и комсостава. По этой же причине развернувшаяся в свое время вместе с восставшими чехословаками Народная армия Комуча не смогла расти дальше.