Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

А с последним отпрыском встретился я уже при другой обстановке: когда вся власть была в руках Рабоче-Крестьянского Правительства и царь был у нас на замочке…

В первых числах июля 1918 года я получил постановление Исполнительнаго Комитета Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Урала предписывающее мне занять должность коменданта в доме так называемого Особаго назначения, где содержался бывший царь Николай II со своей семьей и некоторыми приближенными.

7–8 июля я отправился вместе с председателем Областного Исполнительнаго Комитета Советов Урала тов. Белобородовым в дом Особаго Назначения, где и принял должность коменданта от бывшаго коменданта тов. Авдеева. Нужно сказать, что как тов. Авдеев так и его помощник тов. Украинцев по-видимому небрежно относились к своим обязанностям, считая лишней проволочкой охрану царя, которого по их мнению надо было поскорее ликвидировать. Такое их отношение не могло не отразиться и на настроении рабочих б. Злоказовского завода, которые находились там в составе охраны, а также красногвардейцев из Сысертского завода, рабочие давно поговаривали, что и Николая, и его семью следовало бы давно расстрелять, не тратя народные деньги на них, на содержание охраны и так далее. Однако пока не было никакого определенного решения из центра по этому вопросу, необходимо было принять меры, чтобы охрана стояла на должной высоте. Нужно сказать, что как сигнализация, которая связывала нас с Советским полком и частями наружной охраны, а также пулеметы расставленные в разных местах, были не в должном порядке. Это обстоятельство понудило меня набрать известных мне закаленных товарищей, которых я взял частью из Областной Чрезвычайной Комиссии, где я был членом коллегии, а частью из Отряда Особаго Назначения при Екатеринбургском Партийном Комитете. Таким образом я организовал внутреннюю охрану, назначил новых пулеметчиков, одного из них я особенно помню, товарищ Цальмс (латыш) фамилии остальных товарищей в настоящее время не припомню. Нужно сказать, что на случай пожара также не были приняты меры. Были пожарные приспособления, имелся колодец, из котораго можно было брать воду, и я в виду этого занялся организацией всего необходимаго на всякий случай. При ознакомлении с арестованными, мне бросились в глаза ценности, которые находились на руках как у Николая, так и его семьи и у прислуживающих: у повара Харитонова, лакея Труппа, а также у врача Боткина и фрейлины Демидовой. В составе арестованных был еще мальчик Седнев, который прислуживал Алексею. Как в доме так и в складе находились царские вещи в огромном количестве мест. Я внес предложение о производстве обыска, но не получил на это разрешение от Исполкома.

Нужно полагать что этот обыск не считали нужным делать в виду того, что в это время напали на след ведения переписки Николая с волей. Считая что оставлять ценности на руках не безопасно, так как это может все-таки соблазнить того или другого из охраны, я решил на свой страх и риск ценности, находящиеся на руках, отобрать. Для этого я пригласил с собой помощника коменданта тов. Никулина, поручил ему переписать эти ценности; Николай, а также дети, громко своего неудовольствия не выражали. Он только просил оставить часы Алексею, так как без них ему будет скучно. Александра Федоровна же выражала громко свое неудовольствие, когда я хотел снять с ея руки золотой браслет, который был одет и закреплен на руке и который без помощи инструмента снять было невозможно. Она заявила, что 20 лет носит этот браслет на руке и теперь посягают на то, чтобы его снять. Принимая во внимание, что такие же браслеты были и у дочерей, и что эти браслеты особой ценности не представляют их оставил. Переписав все эти вещи я попросил шкатулку, которую мне Николай дал, сложил туда вещи, опечатал комендантской печатью и передал на хранение самому Николаю. Когда я приходил на проверку, которую, я установил, Николай предъявлял мне шкатулку и говорил: «Ваша шкатулка цела».