Вожди и сподвижники: Слежка. Оговоры. Травля

В самую точку попал живший в эмиграции писатель! Поставили Котовскому памятник, и не один. И — сразу же начались канонизация, отсечение всего, что могло бросить тень, превращение мятущегося бунтаря в слащаво-положительную личность. Во множестве посвященных ему книг и кинофильмов он предстает большевиком чуть ли не с пеленок, произносит слова и осуществляет действия, не всегда подтвержденные документами. Перед историками, писателями и журналистами закрываются двери госархивов. Никому не разрешалось подступиться к документам царской полиции, касающимся деятельности Котовского в дореволюционный период. Сейчас ясно, почему: во многих из них полиция называла его «бандитом», «главарем шайки» и т. д. В свое время бесследно исчезли и до сих пор неизвестно, сохранились ли где-нибудь материалы суда над убийцей Котовского. Не только имя Мейера Зайдера, но и все обстоятельства, связанные с выстрелом в Чабанке, оказались под запретом. Публиковать эти сведения не разрешалось — из текстов воспоминаний ветеранов-котовцев нещадно вымарывали даже краткие упоминания о деталях трагедии в совхозе под Одессой.

Первым информационную блокаду вокруг тайны гибели Котовского прорвал журнал «Знамя». В 1989 году здесь появилась публикация Виктора Казакова «После выстрела», в которой даны различные версии убийства в Чабанке. Не обойдена вниманием исследователя и та, которая связана с распространявшимися в тридцатые годы слухами об убийстве на почве ревности.

Однажды, пишет В. Казаков, в редакцию газеты «Вечерний Кишинев», где он тогда работал, пришел пожилой человек и, поговорив о своем деле, вдруг сказал:

— Котовский погиб на моих глазах, и я могу рассказать, как это было. Нет, не для того, чтобы вы об этом написали, — правда об этой смерти уже давно никому не нужна, расскажу просто так, только для вас.

И вот что он рассказал:

— Я был с Котовским в Чабанке. В тот вечер сидели за столом, выпивали. Котовский пришел с незнакомой нам молодой женщиной… Ну, пили водку, разговаривали, время перевалило за полночь, и тут Котовскому показалось, что военный, сидевший напротив него, как-то «не так» смотрит на его новую пассию. Он расстегнул кобуру, достал револьвер и сказал военному: «Я тебя сейчас застрелю». Адъютант Григория Ивановича, зная, что командир слов на ветер не бросает, стал отнимать у него оружие, и во время этой возни раздался выстрел — Котовский сам нечаянно нажал курок, и пуля попала ему прямо в сердце…

В. Казаков считает, что в словах этого человека не было и малой толики правды, и он сам хорошо знал об этом. Для чего же он тогда все это рассказывал? Чтобы набить себе цену. Ведь самые невероятные слухи о смерти Котовского ходят лишь потому, что до сих пор не рассказана вся правда о трагедии в Чабанке.

Об этом с горечью говорил мне сын комкора Григорий Григорьевич Котовский, ныне ведущий научный сотрудник Института востоковедения, заместитель генерального секретаря Всемирной Федерации научных работников. Маленькому Грише было всего два года, когда он лишился отца. Рождение сына было большим событием в семье Котовских: Григорий Иванович и Ольга Петровна не могли забыть смерти дочерей-двойняшек и мечтали о новом ребенке. О том, что у него появился сын, Котовский узнал, находясь в Москве. Спеша увидеть новорожденного, он помчался на вокзал. Из-за снежных заносов железнодорожное сообщение было прервано. Комкор добрался до Умани, меняя лошадей и дрезины.

Григорий Григорьевич давно бьется над разгадкой тайны гибели отца. Мать с негодованием отвергала досужие домыслы о том, что причиной была ревность. Григорий Григорьевич верит матери, убежден в ее кристальной честности. Ольга Петровна работала корректором рядом с сестрой Ленина А. И. Ульяновой в социал-демократической газете, которую издавал муж Анны Ильиничны — М. Елизаров. Училась на медицинском факультете Московского университета, была любимой ученицей знаменитого хирурга Бурденко. Свою последнюю операцию она сделала в 66-летнем возрасте. Ее уважали все: коллеги, соседи, знакомые. Подозревать маму в неискренности перед ним у Григория Григорьевича нет никаких оснований. Ни разу, даже в самые трудные моменты, а их у нее было немало, Ольга Петровна ни словом, ни намеком не дала повода сыну для сомнений в правдивости рассказов о той страшной августовской ночи.

— Тайна убийства Котовского всегда жила с матерью, — так прокомментировал сын полководца публикацию в журнале «Знамя». — Слухи, порочащие его память (убийство на почве ревности), стали превращаться в официозную версию. В 1934 году, когда мама отдыхала в военном санатории в Кисловодске, она услышала, как об этом со смешком говорили молодые командиры. Узнав, кто перед ними, они смутились, но в свое оправдание сообщили Ольге Петровне, что такую информацию о гибели Котовского распространяет… Политическое управление РККА.