Вожди и заговорщики

Ответить на этот вопрос помогают показания Тухачевского о планах организации поражения СССР в войне, которые так и называются - «План поражения». По существу это стратегические соображения Тухачевского об основных угрозах при войне с Германией. Тухачевский демонстрирует глубину своего мышления, полноту знания проблемы, время от времени вставляя: «я предложил Якиру облегчить немцам задачуБ» Но можно было и не облегчать, так как в нынешних планах есть недостатки, из-за которых «поражение не исключено даже без наличия какого бы то ни было вредительства»⁷⁰. Не нужно вредительства. Да и не было его. Тухачевский убеждает Сталина: без меня вы не сможете доработать планы будущей войны. Признав свою вину, Тухачевский пытался доказать свою военную квалификацию. Зачем? Вспомним опыт большевиков, к которому Сталин обратился в мае,- коллективное руководство войсками. Военные, которым не доверяют политически, все равно используются на службе. Без их квалификации не обойтись. Тухачевский был абсолютно уверен, что Сталин не собирается воевать без него и других разоблаченных генералов. С. Т. Минаков справедливо пишет о взглядах Тухачевского: «Его отношение к политической власти носило характер аристократически-снисходительный, порой пренебрежительный, несколь-

ко богемный, «ироничный»Б Были ситуации, когда он оказывался на грани «покушения на власть», однако нужна она была емуБ как одно из множества иных средств получения самого (сильного. - А.Ш.) из «аристократических удовольствий» - удовольствия Войны». Очередное разоблачение, далеко не первое, тоже могло восприниматься Тухачевским иронично, как некая игра, почти штабная. Свысока относясь к Сталину, Тухачевский не верит, что Вождь хочет его расстрелять. Но Тухачевский не мог не понимать, что после всего случившегося политики будут настолько сильно бояться своих генералов, что должны будут их расстрелять даже вопреки целесообразности и желанию. Поэтому побежденным необходимо предоставить гарантии, что они больше не будут претендовать на политическую власть. Для этого нужно пожертвовать своим престижем (по крайней мере до Войны, которая все спишет и оправдает), признаться в позорных преступлениях. Это была путевка в жизнь для людей, уверенных в том, что они нужны Стали-нухотя бы как хотя бы как«военспецы». Увы, Тухачевский и другие военачальники не знали, что Сталин не считал их незаменимыми.

Получив показания, Сталин мог позволить себе выступить на расширенном заседании Военного совета. Казалось бы, теперь он мог выступать перед своими военачальниками уверенно и грозно. Не для того ли разыгрывался весь «спектакль»? Но нет. «Трудно назвать другую сталинскую речь, которая была бы столь сумбурной, как это его выступление»⁷¹,- справедливо констатирует В. Роговин. Сталин явно растерян и настроен в отношении общества примирительно. Давая характеристику обнаруженному заговору, вождь возражает тем товарищам, которые утверждают, что можно искать причины предательства в социальном происхождении разоблаченных военачальников. Ведь и Ленин был дворянином. Ине в том дело, что кто-то когда-то состоял в троцкистской оппозиции. Член Политбюро А. Андреев голосовал в 1921 году за Троцкого. Да и Дзержинский иногда объединялся с Троцким против Ленина. За это не надо наказывать (вскоре начнется тотальное уничтожение «недобитых» представителей «враждебных классов», а в 1938 году Сталин припомнит Бухарину конфликт с Лениным, который простил Дзержинскому). Следовательно, не нужно бояться массовой чистки в армии и обществе по признаку классового происхождения и принадлежности к троцкистской оппозиции в прошлом. Это - явное отступление по сравнению с линией февраль-

ско-мартовского пленума. Сталин отступал только тогда, когда видел угрозу своей власти.

Социальная сущность заговора, по мнению Сталина, вообще находится вне страны, поскольку он финансировался германскими фашистами. Многие участники были завербованы «по бабской части». Витоге они хотели «сделать из СССР вторую Испанию»⁷², то есть поднять профашистский мятеж. Этот пример был у всех перед глазами.

Сталин концентрирует обвинения на шпионаже в пользу Германии. Это понятно - нужно скомпрометировать военачальников. Если говорить о подготовке переворота, то возникнет вопрос о мотивах, которые могут вызвать у других офицеров симпатию. Мотивы шпионажа низменны. Ктому же, по наблюдению А. Кол-пакиди и О. Прудниковой, «шпионская организация, в отличие от «военной партии», «военной организации», не может быть боль-шой»⁷³. Значит, она ликвидирована почти целиком, арестов больше не будет. Асообщники должны ужаснуться - куда нас вовлекли! Впрочем, гарантии безопасности такое выступление Сталину не давало. Коллеги арестованных могли не поверить в шпионскую версию. Но должны были поверить, что Сталин в нее верит. Азна-чит, есть время, шанс выжить, а может быть восстановить связи.