«Комсомольская правда» под его руководством, оставаясь органом такой идеологически косной организации, как ЦК ВЛКСМ, одновременно ходила в коллективных диссидентах, отваживалась проводить собственную линию и распространяла дух вольнодумства. В те годы в «Комсомолке» собралась целая плеяда талантливейших журналистов.
– Когда в те годы с гордостью говорили: «Мы все из комсомола!» – вспоминал Панкин, – я поправлял: «Извините, я из «Комсомольской правды». Хотя должен сказать, что люди, с которыми работал в комсомоле и к которым относился пренебрежительно, в дальнейшем оказывались куда порядочнее некоторых моих соратников и воспитанников.
– Какими же качествами надо было обладать, чтобы делать острую газету и при этом ладить с ЦК комсомола?
– Я с ними не ладил, я с ними заседал. Иногда благодаря моему присутствию мнения раскалывались. А вообще-то за время работы я получил строгий выговор от ЦК КПСС и строгий выговор от ЦК ВЛКСМ. Бывало, что мои собственные статьи снимались из номера. Ничего, мы не пугались, а иногда и выходили победителями.
В редакции долго ждала своей очереди полоса, посвященная биологии, с броской шапкой: «Учиться у животных». Наконец ее поставили в номер. А в последний момент передовую статью на первой полосе дали под названием «Учиться у коммунистов».
На следующий день Бориса Панкина и его первого заместителя Виталия Игнатенко вызвали в ЦК комсомола. В кабинете секретаря ЦК услужливые помощники так разложили газету, что два заголовка оказались рядом: «Учиться у коммунистов» и «Учиться у животных». Разговор шел на повышенных тонах:
– Вы это специально сделали! Кто вел номер?
– Член редколлегии Десятерик.
А Владимир Ильич Десятерик был любимцем секретаря ЦК. Он сбавил тон:
– Незрелость проявил Владимир Ильич.
Игнатенко с невинным лицом заметил:
– Мне кажется, в этом кабинете о незрелости Владимира Ильича не стоило бы…
Секретарь ЦК смутился:
– Ну, я только о Десятерике.
Разбор завершился.
Виталий Никитич Игнатенко после факультета журналистики пришел в «Комсомольскую правду», кузницу кадров того времени, где вырос до первого заместителя главного редактора. Аппаратчики с удивлением смотрели на него: высокий, подтянутый, спортивный. Это сейчас у нас начальники заботятся о себе, а в советские времена у власти находились столь весомые руководители, что с трудом в дверь протискивались.
Когда Игнатенко утверждали заместителем главного редактора, секретарь ЦК поинтересовался:
– Где работает жена?
– В Общесоюзном доме моделей.
– Кем? – насторожился руководитель Цекамола.
– Манекенщицей. Показывает модели одежды.
– Да, у-у-у… И не комсомолка? – с нескрываемым огорчением.
– Нет.
– У-у-у…
Игнатенко уточнил:
– Но в трудовой книжке написано: «рабочий шестого разряда».
– Вот вы так и пишите, – обрадовался секретарь ЦК ВЛКСМ.
Виталий Игнатенко сделал блистательную карьеру: помощник президента страны, заместитель председателя Совета министров России, глава крупнейшего информационного агентства, сенатор.
Виталий Игнатенко стал генеральным директором ТАСС в переломный 1991 год. Должности и казенная недвижимость конвертировались в большие деньги. Перед начальниками открывались невиданные прежде возможности – стать богатыми и очень богатыми людьми.
«На меня шла атака за атакой, – вспоминает Игнатенко. – Появился первый зам. Он на новое здание ТАСС глаз положил. Я сказал, что только через мой труп. Потом выяснилось, что это для нового назначенца не проблема… Приходили ребята со спортивно-зэковской выправкой, говорили: «Ну, подумайте о своем здоровье. Бывает, идет человек, а его трубой по голове». И ударяли, и убивали… Могло что-то случиться и со мной. Впрочем, я не очень-то съедобный. Вырос в портовом городе, могу за себя постоять».
Достигшими высоких постов руководят обычные человеческие чувства – зависть, корысть, властолюбие. Но не всеми. Самая высокая должность не меняла характер Игнатенко и взгляда на жизнь. И под дулами автоматов не пасовал. В октябре 1993 года посланцы Руцкого и Хасбулатова ворвались в здание ТАСС с оружием в руках. Потребовали от генерального директора передать на весь мир одну фразу: «Режим Ельцина низложен».
– Я им сказал, что не буду сотрудничать, – вспоминал Игнатенко. – И они не смогли отправить это сообщение…
Борис Панкин, либерал по взглядам, был человеком с высоко поднятой головой, выпяченным вперед подбородком, жестким взглядом и уверенным голосом.
– Как говорит мой любимый герой, «ввяжись в драку, а там видно будет», – вспоминал Панкин. – И я в эту драку постоянно ввязывался. А коллектив такой в «Комсомолке» был, что пойти против диссидентски настроенного коллектива страшнее, чем проехаться по начальству. Когда прыгал с парашютом, надо было выйти на крыло – поджилки, ясное дело, трясутся. Но мне не так страшно было разбиться, как опозориться перед товарищами. Прыгнул. И все нормально. Это чувство со мной всю жизнь.