Возле кладбища: одинаковые люди

Видимо всё это накладывало особый антураж, проникало чем-то своим, иногда нехорошим, иногда странным, но если честно признаться, то я не старался вбирать в свою голову лишнего, по крайней мере, до поры, до времени. Конечно, частенько размышлял, что-то сопоставлял, но в течение первых трех месяцев ни разу не заглянул за трубы огромного диаметра и не захотел посетить старое городское кладбище через центральный вход, хотя и до него мне было совсем недалеко, можно сказать, что рукой подать.

Я старательно обживал дом, наводил порядок во дворе, что-то перекладывал, что-то выкидывал, бывало, что-то откладывал. Затем старательно обновлял покраску, ремонтировал забор, с ним и ворота, и часто сильно уставал. Чувствуя, что моя усталость, подобна заслуженной истоме, и ничего кроме удовольствия принести не может. Она и не приносила – она была на моей стороне, и не один раз, сидя на крыльце, я понимал, что странным образом, чем-то непонятным, но я счастлив здесь и сейчас, сидя напротив чужого брошенного дома. Видя снующих туда-сюда бродячих дворняг и слушая, как о чем-то своем, непонятном для меня, завывает временами ветер в пределах давно уснувшего, притаившегося старого городского кладбища…

…Его закрыли давно, пяти лет не хватало до полувекового юбилея, с того времени. Об этом я узнал гораздо раньше, чем впервые решился посетить само кладбище. Виновницей моего просвещения стала соседка бабушка Мария, которая частенько ожидала меня возле нашего общего, немного кривоватого забора, чтобы хоть с кем-то поговорить. Рассказать она могла многое, а я к своему стыду, был совсем не против, узнать что-то интересное и не стеснялся задавать вопросы, которые казались необходимыми для составления куда более объемной картины. Впрочем, как уже понятно из написанного выше, бабушка была только рада подобному развитию событий, потому что давно жила одна и уже редко позволяла себе отправиться в гости к своим подругам старушкам, которых у неё оставалось двое, и которые жили в нашем же районе, но в силу почтенного возраста уже не могли просто, как во времена ушедшей молодости, взять и прийти в гости. То же самое касалось и моей соседки, и хоть выглядела она для своих девяносто лет очень хорошо, но расстояние в полкилометра уже не выглядело легкой, беззаботной прогулкой, от того мой интерес к давно забытым историям, был для бабушки Марии если не манной небесной, то своеобразной отдушиной точно. Я же просто впитывал в себя объем новой, незнакомой информации, которая касалось очень уж многого, уходила глубоко в толщу лет, затем возвращалась к более знакомому времени и частенько находила общий знаменатель в виде все того же старого городского кладбища.

В его пределах продолжали существовать давно ушедшие отсюда люди. Там обитали все воспоминания о них, там они проводили дни, там они коротали ночи, и лишь изредка пересекали отведенную черту – границу, чтобы удовлетворить любопытство кого-то вроде меня, на меня похожего. Затем воспоминания старались как можно быстрее вернуться назад, спрятаться между деревьями, затаиться в густых зарослях высокой травы, которая местами была в два раза выше старых, давно некрашеных оградок, и снова ждать…

…Когда их вновь позовут на свободу. Они же не ощущая ни малейшего сопротивления, в одно мгновение оставят позади себя черту – границу, пролетят старенькие ворота, белую каменную беседку, вырвутся на простор, помчатся туда, где их кто-то ждет. Жаль, что все реже эти кто-то в них нуждаются, и очень уж редко воспоминаниям удается быть необходимыми, и все чаще и чаще остается им обитать в пределах отведенной для них территории. Шептаться друг с другом, иногда с тем самым ветром, который по ночам налетает со стороны железной дороги, что почти все время остается пустой, и этим похожа на смешанный лес, который находится прямо за ней, а он частенько о чем-то своем разговаривает с кладбищем, с помощью уже хорошо знакомого ветра. А иногда помогают им птицы, но не вороны, что облюбовали кладбищенские деревья, а маленькие, юркие снующие то туда, то сюда. Еще ночные, от того редкие, всегда пугающие своим голосом тех, кто по совершенной случайности оказался в поздний час если не на кладбище, то где-то рядом, хотя бы возле моего дома, который граничил, что с кладбищем, что с ветром, что с лесом, что и с воспоминаниями, которые виделись мне прямо на поверхности огромных труб. Они смотрели на меня, они от чего-то мне сочувствовали и, без всякого сомнения, хотели, чтобы и я не забывал о них, смотрел на них, думал о них, засыпая в любую из ночей, когда они неспешно и очень осторожно спускались с труб теплотрассы, подходили к забору, затем к дому и к окнам, после и к моей кровати. Но они не будили меня, они лишь хотели, чтобы я всегда оставался их благодарным почитателем…

…Только вот не все из них, но об этом позже. А пока о моем первом визите на соседнюю территорию, и о странной встрече…

3.