— Ну, и надушись вечером, тогда в кровати у меня будет графиня. Там есть еще мясо?
Керн стоял на улице.
— Рабби Израиль Лев, — горестно произнес он, повернувшись в сторону кладбища. — Меня обчистили. Сорок крон! А с куском мыла даже сорок три. Это двадцать четыре кроны чистого убытка.
Он вернулся в отель.
— Меня никто не спрашивал? — спросил он у портье.
Тот покачал головой.
— Никто.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. Даже президент Чехословакии вами не интересовался.
— Ну, того я и не жду, — ответил Керн.
Он поднялся по лестнице. Странно, что отец не давал о себе знать. Может, его, действительно, не было в Праге? А может, его схватила полиция? Он решил выждать еще денька два-три, а потом снова наведаться к фрау Ековской.
Наверху, в своей комнате, он встретил мужчину, который кричал ночью. Его звали Рабе. Он как раз собирался лечь спать.
— Вы уже ложитесь? — удивился Керн. — Еще нет и девяти.
Рабе кивнул.
— Для меня это самое разумное. Сейчас я смогу поспать до двенадцати. В двенадцать я всегда просыпаюсь. Они обычно приходили в полночь. К тем, кто сидел в карцере. Поэтому с двенадцати я сижу часика два у окна. После этого принимаю снотворное. Таким образом и выхожу из положения.
Он поставил у своей кровати стакан с водой.
— Знаете, что успокаивает меня больше всего, когда я ночами сижу у окна? Стихи. Я их декламирую. Старые стихи школьных времен.
— Стихи? — удивленно переспросил Керн.
— Да. Совсем простые. Например, те, что поют детям перед сном:
Он стоял в полутемной комнате в белом нижнем белье, словно усталый приветливый призрак, и читал стихи — медленно, монотонно, глядя погасшими глазами в ночь за окном.
— Стихи меня успокаивают, — сказал он и улыбнулся. — Я не знаю, почему, но они меня успокаивают.
— Может быть, — ответил Керн.
— Это кажется невероятным, но они действительно успокаивают. После них я чувствую себя спокойно и мне кажется, будто я — дома.
На душе у Керна стало нехорошо. Он почувствовал, как по коже забегали мурашки.
— Я не знаю стихов наизусть, — сказал он. — Я все забыл. Мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как я учился в школе.
— Я их тоже забыл. А теперь, внезапно, все вспомнил.
Керн кивнул. Затем он поднялся. Он хотел уйти из комнаты. Пусть Рабе поспит.
— Если б только знать, как убивать время по вечерам, — сказал Керн. — Вечер — это самое проклятое время. Книг я уже давно больше не читаю. А сидеть внизу и в сотый раз обсуждать, как чудесно было в Германии и когда все изменится, — мне совершенно не хочется.
Рабе сел на кровать.
— Идите в кино. Это лучшее средство убить вечер. Выйдя из кино, обычно даже не помнишь, что видел, но там, по крайней мере, ты забываешься…
Он снял чулки. Керн задумчиво посмотрел на него.
— В кино, — сказал он. Ему пришло в голову, что он мог бы пригласить в кино и девушку из соседней комнаты. — Вы знаете людей, которые живут в отеле? — спросил он.
Рабе положил чулки на стул и пошевелил голыми пальцами ног.
— Некоторых знаю. А что? — Он посмотрел на свои ноги, будто никогда их раньше не видел.
— А людей из соседней комнаты?
Рабе задумался.
— Там живет старуха Шимановская. До войны она была знаменитой актрисой.
— Я не ее имею в виду.
— Он имеет в виду Рут Голланд, молодую симпатичную девушку, — раздался голос мужчины в очках, третьего жильца комнаты. Он уже несколько минут стоял в дверях и слушал разговор. Его звали Марилл, и он раньше был депутатом рейхстага. — Вы Керн, донжуан, так ведь?
Керн покраснел.
— Удивительно, — продолжал Марилл. — При самых естественных вещах человек краснеет. При пошлых — никогда. Ну, как сегодня торговля, Керн?
— Настоящая катастрофа. Потерял очень много денег.
— Тогда вам нужно еще потратиться. Это лучшее средство избежать расстройства.
— Я как раз и собирался это сделать, — сказал Керн. — Хочу идти в кино.
— Браво! С Рут Голланд, я так понял из вашего осторожного выспрашивания?
— Не знаю. Я же еще с ней совсем не знаком.
— Вы не знакомы с большинством людей. Когда-то нужно начать знакомиться. Валяйте, Керн! Мужество — лучшее украшение молодости.
— Вы думаете, она пойдет со мной?
— Конечно. В этом одно из преимуществ нашей поганой жизни. Каждый человек будет благодарен, если его отвлекут от страха и скуки, между которыми он постоянно находится. Итак, отбросьте ложный стыд! Вперед, в бой, и не дрожать!
— Идите в «Риальто», — посоветовал Рабе с постели. — Там какой-то фильм о Марокко. Я сделал вывод: человек больше отвлекается от действительности, если попадает в более отдаленные страны.
— Марокко всегда можно полюбоваться, — согласился Марилл. — И молодым девицам тоже.
Рабе со вздохом завернулся в одеяло.
— У меня иногда появляется желание проспать лет десять, не просыпаясь.