21/I — 8 час. утра. — Больной потребовал двойную порцию яичницы, грозясь в противном случае обратиться с письмом в правовую комиссию ООН.
23/I — с 12 до 3 час. дня. — Больной ходит по палатам, собирает подписи под заявлением, требуя судебного вмешательства в распределение дефицитных лекарств. В случае отказа поставить свою подпись — гр-н Клебанов стучит кулаком, угрожает засадить всех в тюрьму за соучастие в преступных действиях руководителей клиники.
14/II — 9 час. утра. — При обходе палаты больной Клебанов Ю. С. назвал главного врача знахарем и потребовал немедленной выписки.
18/II — Курс лечения закончен. Результаты более чем удовлетворительные. За устроенный при получении вещей скандал гр-н Клебанов Ю. С. доставлен в милицию на специальном транспорте.
…Ходят слухи, что в результате успешно проведенного эксперимента по возвращению отрицательных эмоций гр-ну Клебанову Ю. С. кандидат медицинских наук молодой врач написал новую научную работу, за которую ему присуждено звание доктора медицинских наук.
Что касается самого Ю. С. Клебанова, то он по-прежнему живет на старой квартире и работает в той же должности все в том же учреждении, о чем с глубоким прискорбием сообщают его сослуживцы и квартирные соседи.
БЫВШАЯ ЖЕНА
Вначале я ее не узнал, и это меня страшно огорчило. Потом, когда по отдельным, размытым временем чертам я наконец стал ее узнавать, то огорчился еще больше.
Не в силах скрыть недовольство, я спросил в упор:
— А вы, собственно, как это отважились явиться в мой дом без всякого предупреждения.
— Во-первых, не «вы», а «ты», — услышал я звонкий, дребезжащий на верхах голос, — а во-вторых, я бы никогда, ни за что не переступила этот порог, если бы не узнала, что ты нуждаешься в неотложной помощи и решительной дружеской поддержке!
— Тут какое-то недоразумение, — сказал я, — лично у меня ничего катастрофического не произошло, и я никого не звал на помощь.
— А звать и не надо. Настоящий друг в особых приглашениях не нуждается. Настоящий друг сам чувствует, когда ему надо прийти.
Сказав это, она сощурила свои и без того маленькие, тусклые глаза, пристально посмотрела на меня и сокрушенно покачала головой:
— Пятнадцать лет не виделись. Думала, поумнел, поднабрался опыта, подковался, а ты все такой же наивненький и непрактичненький. Дурачок.
— Слушайте! — вспылил я. — Мне, наконец, совсем неинтересно слушать всякие незаслуженные оскорбления.
Она раскатисто засмеялась и погладила меня по голове тяжелой, напоминающей сырое полено, рукой.
— Ну, ну, не ершись, старик. Больно капрызный…
Так и сказала — «капрызный», хотя все другие слова произносила вполне грамотно.
— Трудно небось одному хозяйство вести? — скорее со злорадством, чем с сочувствием, спросила она.
Услышав в ответ: «Ничего, как могу, так и справляюсь», снова громко рассмеялась:
— И это называется «справляюсь»? Обои какие-то заковыристые — ни одного цветка, всё линии да фигуры. А игрушек сколько всяких! — собачки, клоуны… Никакой пользы — одна пыль…
Тут мое терпение явно начало сдавать.
— Да вам-то какое дело до моих обоев и игрушек? — сказал я. — У меня дел по горло, мне каждая минута дорога, а здесь слушай всякую ерунду, нервничай…
— Это что, намек, чтобы я отсюда уходила?
— Какой уж тут намек, просто слезная просьба.
— Ну так вот, — гулко постукивая кулаком по столу, сказала она. — Слушай и мотай себе на мозговую катушку. Меня за горло не возьмешь. Не на такую напал. Я тебе, слава богу, не какая-то там посторонняя женщина, а законная, хотя и бывшая, жена. И пришла я сюда не для того, чтобы слушать всякие твои недозрелые мысли.
Она даже икнула от негодования.
— Другой бы поблагодарил, что ему в такой серьезный момент на выручку приходят, а этот еще брыкается, как необъезженный жеребенок! В твоих же интересах действую, дурачок!
Нет! Не так-то просто избавиться от этой непрошеной посетительницы.
— Вы извините меня, — начал я, противно улыбаясь и некстати похихикивая, — я, кажется, не совсем точно выразился… Сказать по правде, я не вижу основания, чтобы заставлять вас тратить на меня свои силы и время… Пятнадцать лет мы не виделись… Да и в браке-то состояли всего три недели. Вы, если мне память не изменяет, к куплетисту тогда какому-то ушли?
— Дура была, потому и ушла.