Возлюби ближнего!

Одно время, когда чаплинские картины шли почти ежедневно во многих кино и зрители не догадывались еще о том, что в недалеком будущем критики превратят этого комика в выдающегося философа, Василия Георгиевича останавливали на улице деятели эстрады и цирка и, пораженные его сходством с популярным киноактером, делали всякие заманчивые предложения: одни приглашали участвовать в цирковой пантомиме, другие уверяли, что он будет очень хорош в музыкальном трио, обещая в две недели научить играть на жестяных урнах попурри из модных лирических песен.

Василий Георгиевич даже принял было несколько наиболее настойчивых предложений, но дальше пробы дело не пошло.

Собственно, Василий Георгиевич и сам не ожидал ничего путного, но ведь люди так просили, так уговаривали, и вдруг — смущенный вид, нервное покашливание и одни и те же обидные слова: «Простите… ошиблись… мы думали… но так получилось… Еще раз извините… наружность обманчива…»

Пожалуй, тщеславие- — один из наиболее распространенных человеческих пороков, с которым невозможно бороться с помощью закона. За кражу наказывают, за взятки наказывают, даже за клевету грозит суровая кара, а вот тщеславие — мать многих людских недостатков — вроде как и не порок, а так — милый недостаточек, ерундовый пустячок, борьбу с которым взвалили на плечи сатириков и юмористов. Вот они и борются с сотворения мира до наших дней — высмеивают как могут.

Не по этой ли причине количество тщеславных людей ничуть не уменьшилось, и если в их число не попал все-таки Василий Георгиевич Лупцов, то только потому, что его тщеславие было совершенно бескорыстно и начисто лишено каких-либо соображений меркантильного порядка.

Скромный человек, Лупцов был вполне доволен жизнью, и денег, которые зарабатывал он в Дымске, ему хватало.

Город Дымск находился в том самом районе континента, где благодаря частым морозам и тяжелым скалистым дорогам к зарплате полагались всякие надбавки, а отпуска предоставлялись такие продолжительные, что у некоторых жителей средней полосы вызывали нестерпимую зависть. Но во всем остальном город был похож на очень многие возникшие в последнее десятилетие города с небольшим прошлым и сказочно огромным будущим.

В Дымске, если говорить о его недалеком прошлом, когда он был всего лишь малюсеньким селением с двадцатью охотниками, все изменилось с тех пор, как неутомимые, бородатые геологи нашли ценные минералы и еще какое-то редкое горючее.

И вот тогда таежно-гористый поселок Дымово превратился в город Дымск, а коренные жители, не видавшие железной дороги даже в кино (поскольку такового в их краях раньше не было), быстро обзавелись собственным аэродромом и ежемесячно летали в краевой центр сдавать пушнину, покупать докторскую колбасу и пудовые парфюмерные наборы, куда обязательно входили туалетное мыло «Лель», одеколон «Ромео» и в качестве принудассортимента — лак для сохранения прически.

Быстро растущий Дымск ощущал невероятную нехватку кадров. И не удивительно, что приехавшему туда Лупцову сразу же предложили занять два места. Одно основное, другое — по совместительству. Это оказалось не очень обременительным по той причине, что основная работа в местной нотариальной конторе в качестве инспектора общего отдела была хорошо знакома Василию Георгиевичу, а служба по совместительству не требовала большой затраты времени.

Но даже не эти привилегии соблазнили Лупцова. Очень уж необычной и уже по этому одному очень соблазнительной оказалась должность «испытателя мужской обуви» на местной фабрике кожизделий.

Особенно привлекала в этой должности возможность находиться не в закрытом помещении, а пребывать на свежем воздухе. По инструкции обувь испытывалась в «нормальных условиях носки», то есть в прогулке по улицам, в занятии спортом и даже в «танцевально-плясовом применении».

В тот вечер, когда разыгрались события нашего повествования, Василий Георгиевич Лупцов, отдохнув после семи часов, проведенных в нотариальной конторе, отправился на очередное испытание обуви. На этот раз предстояло проверить прочность бесшнурковых туфель с модным вельветовым верхом и широким капроновым каблуком.

В дни, когда Лупцов шел из дому на очередную ботиночную операцию, он был в каком-то особенно приподнятом настроении. Спокойное сердце Лупцова то трепетно замирало, словно на санях спускался он с крутой горы, то начинало учащенно стучать, и он ощущал небывалый прилив энергии, чувствовал готовность к чему-то важному, трудному и очень серьезному.

Технология испытания обуви в целом, понятно, отличалась от испытания нового самолета или мотора, но в отдельных деталях была несколько схожей. Лупцов сам выработал точный план этой малоизвестной широким слоям населения операции.

Так же, как летчик-испытатель, Василий Георгиевич начинал с того, что тщательно проверял состояние «взлетной дорожки» и точно засекал время начала процедуры.