Возлюби ближнего!

Совсем недавно, после выступления в клубе работников умственного труда, к Регине подошла молодая женщина и представилась:

— Балановская Елизавета Антоновна. Мне очень понравился ваш номер, и я хочу поблагодарить вас за доставленное удовольствие.

Не избалованная похвалами, Регина даже прослезилась.

Оказалось, что им по пути, и дорогой, польщенная похвалой артистка, бегло упомянув о настойчивых просьбах целого ряда известных эстрадных ансамблей занять у них ведущее положение, слегка коснулась и своей личной жизни.

Разговор, начатый на улице, был продолжен в комнате у Елизаветы Антоновны, за чашкой кофе с печеньем сюпрэм, которое испекла по собственному рецепту хозяйка дома. Не остался в стороне и вопрос, неизменно возникающий в разговоре всех молодых женщин. О семейном положении Регины.

— У меня есть муж, но мы не зарегистрированы, — призналась Регина. И, желая быть откровенной до конца, не только назвала фамилию фактического супруга, но и чрезвычайно сжато рассказала биографию Кореньева.

— Так я его видела — видный такой, не очень, правда, разговорчивый, — деликатно заметила Елизавета Антоновна. — Он к нам в контору приходил… доверенность оформлял на имя…

— Не вспоминайте этого страшного типа, — театрально воскликнула Регина, — это все в прошлом… А Кореньев, действительно, видный мужчина… О нем, если помните, писали в газете…

— Да, — ставя новую вазу с печеньем и наливая кофе, подтвердила Елизавета Антоновна. — С ним несчастный случай был… Он упал в воду. Из реки его вытащил мой коллега, Лупцов Василий Георгиевич! Если б вы знали, какой это расчудеснейший человек!

Теперь никого не удивит появление на скромном торжестве в комнате Кореньева Елизаветы Антоновны Балановской и Василия Георгиевича Лупцова.

Приглашена была и супруга Василия Георгиевича — Агния Прохоровна, но в дело вмешался грипп, и герой очерка в «Дымской жизни» разделил честь присутствия за скромным свадебным столом с Елизаветой Антоновной Балановской, уборщицей тетей Нюшей и ударником Петькой Кривобоких.

Здесь бы следовало самым подробным образом описать атмосферу взаимоуважения, отметить веселое настроение виновников торжества, но опять жанровый профиль сатирика не позволяет автору надеяться на достойную реализацию этой задачи, и он, опуская занавес, приглашает дорогих читателей к чтению следующих глав повести.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Появление Гарри Курлыкина в помещении «Инюрколлегии» вызвало в этом солидном учреждении немалые волнения.

Сам Гарри и понятия не имел, почему так долго и внимательно рассматривали предъявленную им доверенность на ведение дел. После того как доверенность была изучена одним работником, она пошла по цепи — от регистратора к дежурному юристу, от юриста к секретарю коллегии, и, только побывав у самого старшего начальника, вернулась по той же цепи обратно.

Тут необходимо сделать предупреждение, адресовав его тем читателям, которые привыкли действовать методом индукции и торопливо переходят от частного к общему, ждут от автора злой реплики по поводу бюрократических порядков, имеющихся еще в целом ряде учреждений. Так вот, не будет этой реплики.

В данном случае следует не обвинять работников «Инюрколлегии» в бюрократизме, а, наоборот, хвалить за отсутствие в их действиях верхоглядства, формалистики и излишнего преклонения перед хорошо оформленным документом.

— Как фамилия доверителя? — спросила Курлыкина секретарь, хотя фамилия и была указана в документе.

— Тут же написано… Кореньев.

— А вы ему кто? Родственник? — с тревогой в голосе спросила секретарь, не отрывая взгляда от причудливо топорщившихся бакенбард посетителя.

Курлыкин страдальчески покачал головой и негромко ответил:

— Я ему больше, чем родственник. Он, представьте себе, в бурных волнах качается, вот-вот ко дну пойдет, а я, в чем был, лезу в воду и тащу его из рук неминуемой смерти. Так вот, скажите теперь, — картинно помолчав, спросил Курлыкин, — кем я ему прихожусь?

Секретарь ничего не ответила, пошепталась с начальством и сказала все то, что уже передал Курлыкин Кореньеву по возвращении в Дымск. Курлыкин напрасно искал причину столь печального финала своей миссии. Он не знал, что несколькими днями раньше на имя председателя пришло письмо следующего содержания: