Возлюбить себя

Зимою же те, кто имел несчастья забрести сюда, был поражён красотами промерзающего от водяных паров и снега леса. На изнуряющей жаре туда скакали за долгожданной влажностью и холодком, поскольку солнце сквозь слои паров не пробивалось, а зимой — увидеть почти неземные пейзажи заснеженного причудливо края. Зачарованные, они заползали во влажный непроглядный туман, где брели практически на ощупь. Всех их потом находили именно там, внизу. Точнее, то, что оставалось от тел, разлетающихся брызгами по камням и смываемых текущей по дну ущелья мощной рекой…

В первый свой приход сюда мы именно с Киселём чуть не сверзились вниз сами, каким-то чудом удержавшись на краю перед самым последним шагом… Вдоволь насрав с перепугу и в провал, и в штаны, мы ещё несколько часов потом не могли прийти в себя. После этого моё уважение к горам ещё более возросло.

Жаль, что в последние двадцать пять лет мне так и не удалось здесь побывать при более приятных и спокойных обстоятельствах…

IX

«…Мысль эта записана красными чернилами на всех полях сражений от Австралии до Токио: ПОБЕДУ НИЧЕМ НЕ ЗАМЕНИШЬ».

Генерал армии Дуглас Мак Артур

Что и говорить, я выбрал для Данилова и его рати самое достойное, поэтичное и впечатляющее место гибели. Лермонтов для своей последней дуэли прибежал бы именно сюда, знай он о подобном, царящем здесь великолепии. И мы бы стали обладателями ещё одного, посмертного, творения поэта. Поэтому я считал, что полковник просто будет обязан мне за столь тонкий вкус…

Ожидание растянулось на полные двадцать шесть часов. Лишь после этого мы услышали отдалённое бабаханье и стакатто. Словно кто-то одинокий брёл по горам, отбивая неровный такт гигантскими кастаньетами. К нему торопливо примешивались набитые крупным горохом маракасы, сбивая и без того рваный ритм.

Бузина грамотно вёл их за поводок в нашу сторону.

Не удаляясь особо и не позволяя слишком опасно приблизиться, он изображал там с двумя десятками бойцов отчаянную атаку обнаглевших канареек на гнездо орла. Щипая и поклёвывая, он умудрился навлечь на себя нешуточный гнев обладателя стальных когтей. И теперь, как я понимаю, раздражённый нахальством невесть что возомнивших о себе «победителей» того ристалища, тот решил до конца показать им, осмелившимся беспокоить льва в лежбище, полную и окончательную «кузькину мать».

На этом и строился мой расчёт.

Когда Долдон дал приказ отойти, он сделал своего рода широкий жест. Мол, живите, покуда сможете. И он никак не думал, что на его собственный дом осмелятся напасть те, кто почти вдесятеро слабее числом.

Прямая атака на часть и в самом деле являлась бы сущим безумием. Обычным стремлением гордо покинуть бренную Землю. Однако, когда в ворота его собственного «дома» защёлкали пули, а во двор полетели метко брошенные щедрые гранаты и зажигательные фугасы, сея вокруг панику и разрушения, Полкан не на шутку рассвирепел.

Решив раз и навсегда покончить с наглецом Стеблевым и его не оценившими милости малолетними зазнайками, решившими, что они поломали хребет военщине, Данилов погнал на мнимого врага почти все имевшиеся у него силы, твёрдо приказав раз и навсегда «заткнуть рот сявкам», стерев их с лица местности. Для чего был отдан приказ «преследовать, обнаружить, окружить и уничтожить».

Слыша по звуку, что атакуют неполными силами, полковник сделал «правильный» вывод, что основная часть заседает где-то, наивно ожидая, что нападающие притащат с собою что-то из украденного в суматохе боя. Отступая, мои бойцы сменяли друг друга.

Оставив на переднем рубеже половину людей, другая бежала чуть дальше, залегала там и, дождавшись, пока первая «волна», прекратив стрелять и огрызаться, пробежит, хихикая, мимо, открывала не слишком плотный огонь по преследователям. Поскольку дело шло к тому, что враг начал растягиваться среди сужающихся между гор троп и лощин, делать свою работу ребятам становилось всё легче. Но так как им был отдан приказ не устраивать там форменную мясорубку, упрямо вгрызаясь в свои позиции, а наоборот, — не слишком уничтожать противника, создавая лишь видимость обороны и овладевший ими якобы страх, — дело у них спорилось. Убеждённые, что струсивший враг, отступая, приведёт их к основной группе, Жаров и Маженя гнали своих вперёд, твёрдо следуя указаниям полковника.

Когда же они, видя, что удирающие «стебелевцы» идут не в том направлении, где было последнее сражение, они, было, притормозили. Нашим пришлось добавить угля им в топки, убив нескольких. Тогда, посовещавшись и, видимо, решив, что это направление куда удобнее и не так опасно, чем то, где их так долго истребляли несколькими днями ранее, они подорвали отряд на ноги и снова погнали его вперёд. На верную конечную смерть.