Возлюбить себя

Склады и таможенные терминалы порта были всегда забиты доверху всевозможными товарами. Отчего-то мне кажется, что наиболее предприимчивые жители-одиночки с другой стороны бухты втихую так и поступали, плавая среди трупов и обломков, без брезгливого кривлянья носом выбирая в воде, — в сетки и мешки, — всё, что могло помочь им прожить хоть некоторое время. Но это можно было делать только по «свежаку».

Проплавав в перенасыщенной телами воде, всё это богатство, не успевшее быть погруженным на пароходы, довольно быстро пропитывалось солью, сероводородом и мерзостной гнилью. Да попросту разбухало, раскисало и тонуло. И готов поспорить на блок такого дефицита, как хорошее курево, что даже абсолютное большинство местных жителей понадеялось на те же привычные большинству горожан «восстановительные работы».

Само по себе всегда меня удивляло то обстоятельство, насколько железно жива вера человека в то, что беда, пришедшая к нему в дом, ну никоим образом не может затронуть «главную мощь» района, края, штата, области, страны…

И что вот-вот найдутся, деловито соберутся и под пастушью дудку с металлофоном впечатляюще явятся «великие силы великой страны». Призванные, созданные и сформированные в могучие отряды, чтобы быть направленными именно к их грязному порогу.

А время уходит. Как уходило попусту оно и в те дни. Просидев на крышах домов среди уползающих в горы переулков, простой народ так же отвалил челюсть и прозрел. Но было уже слишком поздно. Всегосударственный продовольственный и промышленный рынок закрылся ох, как надолго…

…Загадив мой дом на славу, компания попытавшихся обжиться в нём молодых ублюдков покинула его в четыре дня, напоследок попытавшись сжечь. Льющий постоянно с небес, как из брандспойта, дождь не позволил пожару натворить особых дел. В поисках «лёгкой» еды народ обшарил, казалось бы, всё и вся. Перевернул каждый камень и заглянул в каждую трещинку.

То из окружающей флоры и фауны, что умному и знающему человеку удалось бы приспособить в пищу, этим стадом было бездарно и быстро затоптано, загажено и распугано. Или оно попросту бесполезно погибло после перемены погоды, не будучи распознано бездарной массовкой. Те же массами объявившиеся лягушки и лесные жабы, в которых они первые дни кидались камнями, и которых угодливые «джентльмены» нещадно молотили палками, потому что они, как заявляли брезгливо их «принцессы», «противные»!

Так вот, — те же жабы через три дня после последнего съеденного сухарика всем без исключения уже стали казаться венцом красоты и привлекательности. Особенно в жареном виде и на прутике. Но, поскольку значительная часть их, перевернувшись вверх белым брюхом, уже тухла и пухла в воде, а остальная, не найдя полусолёную мутную воду особо привлекательной, передохла или куда-то смылась, «охотникам за трофеями» достались лишь несколько десятков самых дурных или попросту недобитых представительниц земноводных.

Даже имея некоторый запас в виде домашнего скота и даров почвы несчастных владельцев частного сектора, привыкшая к полуфабрикатам и не знающая экономии толпа не растянула этот неожиданный спасительный резерв на какой-то период, готовя из него жидкие блюда в виде супов и бульонов. А тупо сожрала всё в несколько приёмов. Потребила с удовольствием в виде сочного жаркого и шашлыка, приготовленных над собранным на скорую руку костром. Пир во время чумы удался на славу.

А дальше… Дальше и пошли ж, — поинтересоваться здоровьем этих самых жаб…

Местные богатеи, смекнув, что сопротивлением против такого столпотворения не выжить, оскалились было в радушной улыбке и выборочно набили пришлым, как им показалось, «солидняком», свои дворцы под завязку. Но это не помогло и им. В порыве отчаяния грызущиеся массы уничтожали друг друга за здорово живёшь, наивно подозревая соседа по поляне в укрывательстве продуктов и чистой воды. Обвинения в краже приводили к десяткам поножовщин. За неосторожно брошенное слово головы нервно разбивались, как орехи. Особенно «борзые» граждане вооружились ещё и возможностью «поквитаться» с теми, кому завидовали ещё при спокойных временах.

Поэтому собственные сады и штыри оград зажиточные «хлебосолы» так же прилежно украсили своими телепающимися на ветвях телами и даже несколькими насаженными на заострённую арматуру заборов головами. Они так и торчали там некоторое время, вспухая и сочась тухлой сукровицей, пока мы не сняли их и не прикопали сочувственно.

Едва кто-то «особо умный» числом до сотни организовался и сунулся на «Радийку» в обход, а не через затопленную балку, как оттуда им оказали весьма неожиданный для раздухарившихся деляг «тёплый» приём из пары десятков охотничьих стволов. Вот там, вопреки ожиданиям раззадоренных безнаказанностью в первом месте «захватчиков», добра своего отдавать упрямо не пожелали. И огрызнулись.