Возлюбивший войну

Надев кислородную маску, я почувствовал себя отрезанным от всего мира; отрегулировал подачу газа. Спустя несколько минут Прайен проверил кислородное оборудование, вызывая всех членов экипажа от носа до хвоста по номерам, причем каждый из нас отвечал по-своему.

– Все в порядке, – сказал я ему.

Мерроу всегда отвечал: «Здесь я, сынок».

У шестого радиомаяка, где должно было закончиться сосредоточение нашего оперативного соединения, все мы построились так, чтобы подразделения, в случае необходимости, могли сомкнуться; во время разворота у маяка вправо я увидел, как авиагруппы, подтягиваясь, одна за другой делают колоссальную петлю, и ощутил нашу силу, нашу нарастающую мощь. Картина выстраивающейся перед рейдом в боевой порядок воздушной армады всегда вызывала у меня глубокое волнение, а сегодня утром от этого зрелища захватывало дыхание.

– Четыре машины вернулись, – сообщил Фарр. Он имел в виду нашу группу. – Счастливчики!

Закончив последние маневры с разворотами, занявшими почти десять минут, мы взяли курс на юго-запад, проплыли над дюнами Суффолка и направились к Орфорднессу, где нам предстояло покинуть английское побережье. Машины в авиагруппах шли в тесном строю.

На этот раз наша воздушная армада состояла из двух соединений, примерно по сто бомбардировщиков в каждом, причем они следовали одно за другим с двенадцатиминутным перерывом; в каждое соединение входило два боевых авиационных крыла с пятиминутными перерывами между ними; каждое крыло состояло из трех групп по восемнадцать машин. Группы, входившие в состав авиационных крыльев, образовывали «клинья» – боевой порядок, аналогичный строю, в котором летели три машины нашего звена: «Тело», «Красивее Дины» и «Невозвратимый VI»; точно так же, в свою очередь, были эшелонированы в нашей группе составляющие ее эскадрильи под командованием Бинза, Джоунза и Холдрета. В боевое крыло входили: ведущая группа из восемнадцати машин, группа, летевшая выше, – тоже из восемнадцати самолетов, эшелонированных слева, и, наконец, третья такая же группа, следовавшая ниже ведущей, позади и справа. Мы на своей машине входили во второе звено ведущей эскадрильи ведущей группы второго боевого крыла второго соединения и находились от головной машины примерно в трех четвертях всего того расстояния, на которое растянулась наша армада. Фактически мы были более уязвимы для немецких истребителей, чем могло показаться с первого взгляда, ибо из-за разрывов между боевыми крыльями летели как раз в головной части последней «этажерки». Впереди нас, в самом выступе «этажерки», шло лишь звено полковника Бинза – «Ангельская поступь», «Кран» и «Ужасная пара».

По пути на Орфорднесс произошло почти непонятное; случай и тогда показался мне странным, но у меня не было желания разобраться в нем, в те минуты я думал совсем о другом.

В самолетное переговорное устройство вдруг включился Малыш Сейлин.

– Подфюзеляжная турельная установка обращается к бортинженеру, – сказал он, хотя на нашем самолете мы обчно не соблюдали предписанных инструкциями формальностей, вроде: «Роджер», «Перехожу на прием», «Конец передачи», а просто называли друг друга по имени и умолкали, когда разговор заканчивался. Правда, выражение «Роджер», означавшее, как предполагалось, «Я понял», иногда употребляли наши сержанты, причем обычно они делали ударение на втором слоге, чтобы выразить свое рвение, конечно притворное, и одно время, когда английский жаргон еще приводил Мерроу в восторг, мы перекидывались словом «Родни», поскольку, по утверждению Базза, оно заменяло в королевских ВВС выражение «Роджер». В общем, мы не очень-то придерживались установленных порядков, как и полагалось (опять-таки по мнению Мерроу) настоящим мужчинам. «Прекратить этот детский лепет!» – оборвал он в одном из первых боевых вылетов нашего тогдашнего радиста – Ковальского, когда тот попытался обратиться к нам в соответствии с инструкцией.

Как бы то ни было, сейчас Сейлин так и сказал: «Подфюзеляжная турельная установка обращается к бортинженеру».

– Ну что там, Малыш? – спросил Хендаун.

– Спуститесь ко мне на минутку, – попросил Сейлин.