Возлюбленная демона

– Конечно. Теперь я собираюсь поцеловать вас. Но не здесь, – сказал он прежде, чем она смогла возразить. – Этот желтый свет делает с вашей внешностью ужасные вещи.

Эта смущающая мысль позволила ему утащить ее еще дальше, в глубокую тень. К ней уже вернулось ее остроумие.

– У вас нет разрешения на поцелуй.

– Собираетесь закричать? – Он притянул ее в свои объятия. – Это не испортит представление?

Она уперлась руками ему в грудь.

– Остановитесь!

Шокирующе, но его сила и крепкое тело делали ее слабой, подобные вещи всегда так на нее действовали. Морис ее не любил, но был хорошим любовником, когда соизволял, и дарил ей то, что возбуждало ее сильнее всего.

Он появлялся в середине обычного дня, хватал ее за руку и уводил в спальню. Она почти достигала оргазма раньше, чем он полностью раздевал ее, а он, удостоверившись, что безумие закружило ее два или три раза, продолжал свой трудный день, оставляя ее истомленной.

Насыщенной.

Побежденной своим телом.

Это было завоевание, вопрос его гордости – преуспеть во всем. Она знала это, но никогда не имела сил сопротивляться.

Зевс, сейчас она не нуждалась в этих воспоминаниях. Несмотря на пылающую кожу и ноющие бедра, она сказала:

– Поцелуете меня насильно, лорд Вандеймен, и наш договор потеряет силу. А значит, вы станете вором, укравшим ту часть денег, которую уже потратили, и уверяю вас, больше вы не увидите ни пенса.

Она не могла видеть выражение его лица, но хватка его рук не стала сильнее, и не ослабела.

– Однажды вы уже угрожали мне, Мария. Разве вы не поняли, что меня это недостаточно заботит? Пошлите меня к черту, если хотите. Но я получу свой поцелуй.

Он приподнял ее стиснутые руки и притянул ее еще ближе, обхватил ее голову и поцеловал.

Соблазняя ее.

Шок и вспомнившийся голод заставили ее раскрыть рот и прижаться ближе, полностью предавая саму себя. Как давно, ужасно давно мужчина прижимал ее так, так целовал. Она твердила себе, что была бы рада освободиться, и понимала, что лгала.

Она осознала, что запустила руки под его камзол и впилась ногтями в его длинную, напряженную спину прямо через шелк и полотно. На этом она остановилась, но ее сердце колотилось, а предательская боль стала пульсирующей настойчивой потребностью.

Его губы отпустили ее и соскользнули ниже, на шею.

Сейчас она должна остановить его. Должна. Вместо этого она боролась с собой, пытаясь не повалить его на землю и сорвать с него одежду.

Он протиснул свое бедро между ее. Мария услышала свой собственный молящий стон, и наконец, вырвала себя из его рук.

– Святой…

Его ладонь решительно накрыла ее рот.

Он прав. Она собиралась закричать.

– Тише, – мягко сказал он, – тише.

Никаких извинений, просто успокаивающие звуки, которыми он мог бы успокаивать взбесившееся животное.

Животное.

О, Боже.

Она закрыла глаза, мучительно огорчаясь, что отреагировала так на непристойные замечания мужчины, больше подходящего на роль ее сына, чем любовника. Она снова оказалась в его руках, осторожно прижимаясь, уткнувшись лицом в его плечо, на всякий случай.

Ох, как стереть те глупые моменты! Холодно расстаться и никогда не видеть его снова.

Ты можешь, шепнул внутренний голос. Просто дай ему денег и отпусти на свободу.

Она не могла. Он нуждался в чем-то большем, чем деньги. Порвать с развратом и благодаря протянутой руке помощи вернуться к обычному, нормальному существованию. То, что он украл этот постыдный поцелуй, показало, что он все еще глубоко в западне. Она подозревала, что скоро он будет готов застрелиться.

Мария слегка встряхнула головой, недвусмысленно вздохнула, и он отпустил ее. Его голова упиралась в ее, но его руки больше не держали ее в заключении. В отчаянии она почувствовала, что он наслаждался этим объятием. Как часто его просто кто-то обнимал?

Мать и две сестры, возможно, обнимали его, если он нуждался в этом. Мать и младшая сестра умерли от инфлюэнцы. Старшая сестра умерла при родах как раз во время Ватерлоо. Его отец немногим позже застрелился, и возможно, другие смерти отчасти послужили причинами этого поступка. Главным образом долги, и это вина Мориса.

На континенте, должно быть, были женщины, но был ли кто-то, чтобы просто обнять его, когда он нуждался в поддержке? Кто-то, кому он мог признаться в страхах и сомнениях? Кто-то, кто позволит ему выплакаться?

Он когда-нибудь позволял себе плакать?

Ее глаза затуманились, слезы стояли в горле комом, и она осознала, что ее руки поглаживают его спину. По-матерински, сказала она себе. Наверно, она могла бы заменить ему мать.

Ей захотелось разразиться диким смехом.

Она боролась за самообладание и подняла глаза.

– Полагаю, что мы взяли на себя обязательство пожениться, лорд Вандеймен.

Она не могла четко видеть его черты, но это означало, что и он не мог видеть ее. Однако тишина стояла слишком долго, прежде чем он спросил:

– Я должен послать объявление в газеты?

Она услышала удивление в голосе.

– Да.

Еще мгновение тишины, и он спросил:

– А что потом? Мы составим брачный договор?