Эван сидел на заросшей мхом земле, прислонившись спиной к самому большому дубу и закрыв глаза. В этом тихом, волшебном месте все звуки звучали приглушенно, но это не имело значения. Он услышал, как она подошла, но глаз не открыл.
– Ты не обязана ходить за мной следом.
Она подошла ближе. Вопли Уита и Девона сделались почти неслышными.
– Я хотела.
Вот тут он взглянул на нее, и глаза его сверкнули странным, неземным светом.
– Почему? Я не такой, как они.
Не такой. Хоть эта троица и родилась в один день от одного отца, растили их разные матери. Эван не был сиротой, как Девон. Но ему не читали книжек и не сулили надежду на образование, как Уиту.
Первые десять лет жизни он провел в борделе Ковент-Гардена, его воспитывали отвергнутая герцогом любовница и дюжина других женщин, которые заботились о нем, когда его мать в дорогих нарядах и с усыпанными драгоценными камнями шпильками для волос шла работать.
Их она не сохранила, но его уберегла, а только это и имело значение, Грейс-то знала.
Грейс знала и благодарила его мать и Господа каждый день.
Они провели вместе восемнадцать месяцев – достаточно долго, чтобы узнать историю друг друга. Точнее, чтобы Грейс узнала их истории. У нее самой истории не было. Во всяком случае, достойной того, чтобы ею поделиться.
Ее история началась, когда мальчики переступили порог Бергси-Хауса. А этого высокого, белокурого она всегда считала чуть ли не волшебником, ведь он сумел в одно мгновение завоевать ее единственной улыбкой. И он руководил их безмолвной битвой с человеком, считавшим, что их судьбы в его руках.
Однако в тот день он был другим. Более серьезным. И Грейс почувствовала, как что-то надвигается, хотя в точности знать этого не могла.
Она опустилась перед ним на колени, их обволакивал богатый аромат земли и травы.
– Ты победишь.
Он резко взглянул на нее.
– Ты этого не знаешь.
– Знаю. – Она кивнула. – Знала с самого начала. Ты сильный и умный, и выглядишь так, как надо. Девон слишком злой, а Уит слишком неуверенный. Это будешь ты.
Старый герцог хотел наследника, и им должен стать Эван.
И это случится скоро.
– Это я злой, – огрызнулся он. – Я неуверенный.
– Но ты этого не показываешь, – ответила она, чувствуя, как все в груди сжимается.
– Не могу, – прошептал он совсем по-взрослому. – Я не могу.
Она потянулась к нему, провела пальцами по высокой скуле.
– Со мной сможешь.
Он сделался суровым, затем и вовсе принял грозный вид, так что она сразу забыла про светившее где-то за деревьями солнце. Он схватил ее за руку, отвел от своего лица.
– Я не хочу показывать это тебе. Вообще не хочу, чтобы ты это видела.
Она растерялась.
– Почему?
Пауза, затем он перестал отталкивать ее руку. Наоборот, подтянул ее к себе и встал перед ней на колени. Уткнулся лбом в ее лоб, и они простояли так целую вечность. Сердце Грейс колотилось тем таинственным образом, каким бьются только юные сердца, обещая что-то, что невозможно назвать, с надеждой на что-то, что даже вообразить нельзя.
А затем он ее поцеловал. Или она его.
Не имело значения, кто кого поцеловал. Этот поцелуй просто случился. Да только он преобразил их так, как могут лишь первые поцелуи, и превратился в воспоминание, которого уже никогда не утратить.
Оно обрушилось на нее сейчас, двадцать лет спустя, в этом зале, словно созданном исключительно для воскрешения этого чувства, и теперь казалось, что все случилось только вчера. Всего несколько мгновений назад. Словно происходило прямо сейчас.
Она сделала глубокий вдох, радуясь, что может укрыться в гуще людей, и благодаря небо за парик и маску, сделавшим ее неузнаваемой – впрочем, даже если бы ее узнали, никто в этом зале не проговорился бы. Завсегдатаям дома номер 72 по Шелтон-стрит ни к чему было обнаруживать свое знакомство с хозяйкой сомнительного заведения.
– Что, сегодня мы играем в брюнетку? – проговорил кто-то прямо над ее ухом.
Какая ирония! Стоило ей подумать о собственной анонимности и… Впрочем, этот вопрос вырвал ее из тягостных мыслей о прошлом. Оно и к лучшему…
Она повернулась к подошедшей женщине, темные глаза которой блестели сквозь прорези искусно расшитой переливчато-синей маски, украшенной павлиньими перьями, одновременно убеждаясь, что ее собственные маски, как материальная, так и эмоциональная, снова на месте. Грейс мгновенно узнала герцогиню Тревескан, которая и раздобыла ей приглашение.
– Неужели меня так легко узнать?
Герцогиня улыбнулась.
– Я взяла себе за правило знать всех.
Чистая правда. От внимания герцогини не мог укрыться никто, что делало ее как могущественным врагом, так и сверхценным другом.
– Парик просто фантастический, – похвалила герцогиня, легонько подергав коричнево-красный локон из тех, что были искусно уложены на макушке Грейс. – Французский?
– Французский.
Привезенный на одном из кораблей ее братьев две недели назад.
– Полагаю, в вашем случае естественность выдала бы вас полностью. В любом случае, приобретение просто божественное.
– Могу сказать то же самое о вас. – Грейс чуть наклонила голову и с легким удивлением добавила: – Я так редко вижу вас в маске.