Возлюбленная из Ричмонд-Хилл

Мария знала, как ей следует поступить. Она не должна отвечать на письма принца. Ей необходимо покинуть Гаагу. Она больше не в состоянии выслушивать признания молоденькой девушки, которая надеется выйти замуж за принца Уэльского. И вдобавок ей вновь необходимо скрыться, ведь скоро в Гаагу приедет английский посол сэр Джеймс Харрис. А Марии не хотелось встречаться с ним.

Мария уехала из Голландии и через несколько недель уже была в Париже. Там она немного пожила в монастыре Непорочного Зачатия в Фобур-Сент-Антуан у английских «Голубых монахинь», которые когда-то дали ей образование. На короткое время Мария вновь обрела покой, вернувшись в детство, в жизнь, полную звонов колоколов. Она призналась монахиням, что уехала из Англии, спасаясь от домогательств принца, и ее поступок встретил горячее одобрение: монахини сказали, что только так и могла поступить добрая католичка.

Потом Марии надоело сидеть взаперти, и она начала выходить из монастыря, бродить по парижским улицам. Ей нравилось смотреть, как город оживает по утрам, когда улицы оглашаются шумом и оживляются; Мария находила удовольствие в том, чтобы наблюдать за цирюльниками, с ног до головы осыпанными пудрой, за стряпчими в черной одежде, напоминавшими воронов, – они направлялись в Шателе – Марии нравилось разглядывать торговцев лимонадом и разносчиц кофе с жестяными коробками на спине, стоявших на перекрестках. А днем, когда уличный гам становился еще громче и улицы были запружены самыми разными повозками и экипажами, толпы людей устремлялись в кафе, чтобы поговорить о неравенстве, о различиях между богатыми и бедными, о цене на хлеб и о новых идеях, волновавших умы. Все люди равны; так почему же богачи должны жить в роскоши, а бедный человек не имеет денег даже на ломоть хлеба? Слова «свобода» и «равенство» стали паролями дня. Аристократы катались в экипажах, обрызгивая пешеходов грязью, покрывавшей парижские улицы, – Мария прекрасно помнила, что это самая въедливая грязь в мире, поскольку, попав на одежду, она непременно со временем проедала в ней дырку. Эта грязь обладала зловонным серным запахом, и обрызганные люди всегда страшно возмущались. Но нарумяненные дамы в вуалях и с фантастически высокими прическами по моде, введенной королевой Франции, не замечали злобных взоров, которыми провожали их простолюдины.

Вернувшись в монастырь после прогулки, Мария вдруг обнаружила, что покой, который она поначалу там обрела, исчез. Она не была создана для уединенной жизни. Не то чтобы ее манила роскошь королевского двора… нет, будь принц деревенским сквайром, таким, как мистер Уэлд или мистер Фитцерберт, Мария была бы в полном восторге. Она представляла себе, как они живут в деревне, приглашают в гости друзей. Был бы он доволен такой жизнью? Как часто он говорил, что для полного счастья ему нужно лишь быть рядом с ней?! Вначале Мария относилась к его словам немного скептически, но теперь-то принц доказал ей свою верность!

Он любит ее. Теперь она в это поверила. Разве он не пытался из-за нее покончить жизнь самоубийством? Боже, какая страшная дилемма стояла перед ними… и разве она, Мария, решила эту дилемму тем, что обратилась в бегство?

Парижские улицы, некогда приводившие ее в восхищение, теперь нагоняли на Марию уныние. Однажды она наняла экипаж и поехала в Версаль. Всю дорогу раздавался знакомый шум: это громыхал большой «каррабас», запряженный восьмеркой лошадей, – их еще называли «Версальскими автобусами» – он перевозил в своей плетеной клетке около двадцати пассажиров, а рядом подскакивали на ухабах маленькие «pots-de-chambre», они были удобнее, чем «каррабасы», но пассажиры в них не могли укрыться от непогоды. Ехавшая в карете Мария замечала, что люди бросают на нее сердитые взгляды. И понимала, что избежать растущего антагонизма между людьми с туго набитыми и с тощими кошельками невозможно. В те времена, когда ее родители взяли маленькую Марию полюбоваться на трапезу Людовика XV, все обстояло иначе! У Марии до сих пор хранилось блюдо, на котором тогда лежали засахаренные сливы. Теперь ее вполне могли бы пригласить ко двору. Да, скорее всего она получила бы такое приглашение, если бы при дворе стало известно, что она в Париже. Если сюда вернется герцог Орлеанский – а это весьма вероятно, – то он будет общаться с ней как старый приятель. И тогда станет известным еще одно ее убежище.

Наверное, ей не следует оставаться в Париже; пожалуй, Францию тоже стоит покинуть. Мария решила поехать в Швейцарию и вскоре была уже в пути.

Но, пробыв там совсем немного, страстно захотела вернуться во Францию: там была ее вторая родина, во Франции Мария не так остро переживала свое добровольное изгнание. Но на сей раз лучше поехать не в Париж, а куда-нибудь, где жизнь поспокойнее… скажем, в деревню. Мария остановила свой выбор на Пломберсе в Лорейне, сняла там прелестный старый дом и попыталась приноровиться к жизни маленького городка.