Возлюбленная из Страны Снов(Забытые истории о привидениях и духах )

— Я не могу сидеть напротив этого портрета, — пробормотал он, — я сам знаю, что это ребячество, но не могу. Это один из тех портретов, глаза которых точно следят за вами, куда ни повернитесь, а я от матери унаследовал отвращение к подобным портретам. Она вышла замуж против воли отца и, когда я родился, была при смерти больна. Когда она настолько поправилась, что могла говорить связно, без бреда, — она умоляла всех убрать висевший в ее комнате портрет моего деда, уверяя, что он грозно смотрит на нее, хмурится и шевелит губами. Суеверие ли это, или темперамент, только я не терплю подобных портретов.

Джордж, кажется, счел эту выходку своего приятеля за хитрость, чтобы получить место рядом с Летти, но я видел испуганное выражение его лица и не мог не поверить его словам. Прощаясь с ними вечером, я вполголоса, больше в шутку, спросил Джорджа, приведет ли он опять к нам своего нового друга. Он весьма энергично ответил, что нет, потому что Грив очень мил в мужской компании, но в дамском обществе не умеет себя держать.

Но зло было уже сделано. Винсент воспользовался тем, что был представлен нам, — и стал приходить чуть не каждый день, чаще даже Джорджа, которому, по долгу службы, приходилось проводить большую часть времени на корабле, тогда как Грив, закупив и уложив все нужные аптечные снадобья, был совершенно свободен. В последний его визит, накануне выхода в море «Пионера», Летти прибежала ко мне сильно расстроенная: он имел нахальство объясниться ей в любви! Он сказал, что знает о ее помолвке с Джорджем, но что это не мешает влюбиться в нее и другому, что от любви так же точно нельзя уберечься, как от лихорадки. Летти строго, с высоты своего величия осадила его, но он объявил, что, по своему мнению, не делает ничего предосудительного, высказывая ей свою любовь, хотя и безнадежную.

— Мало ли что может случиться, — сказал он в заключение, — от чего может не состояться ваша свадьба; тогда вы вспомните, что вас любит другой.

Я очень рассердился и хотел сам объясниться с этим фатом; но Летти сказала, что она его уже выпроводила из дома, и просила не говорить ничего Джорджу, чтобы не дошло до ссоры и чего доброго — дуэли. Джордж приехал в тот же вечер и просидел до рассвета, когда ему пришлось расстаться и отправиться на корабль. Проводив его до дверей и еще раз пожав ему руку, я воротился в столовую, где бедная Летти рыдала на диване.

Я невольно вздрогнул, взглянув на портрет, висевший над нею. Странным, сумрачным светом занимавшейся зари едва ли можно было объяснить чрезвычайную бледность лица. Подойдя ближе, я заметил, что оно покрыто влагой, и подумал, что, верно, Летти в первом припадке горя бросилась целовать портрет милого и что влага эта — следы ее слез. Долго спустя я как то подшутил над нею по этому поводу — и тут только узнал, что ошибся. Летти торжественно объявила, что портрета не целовала.

— Вероятно, лак запотел, — заметил Гарри. Тем и кончилось, потому что я промолчал; но я, хотя и не художник, знал очень хорошо, что лак совсем не так потеет.

Летти с дороги получила два письма от Джорджа. Во втором он писал, что едва ли теперь скоро удастся подать о себе весть, потому что они забираются в очень высокую широту, куда не заходят торговые суда, а только одни ученые экспедиции. Все, по его словам, были веселы и здоровы, льда пока встречалось мало, и Грив сидел без дела, потому что никто еще даже не хворал.

За этим письмом последовало долгое молчание — прошел целый год, бесконечный для бедной Летти. Раз только мы читали заметку об экспедиции в газетах — все обстояло благополучно. Прошла еще зима — наступила опять весна, ясная, благорастворенная, какой иной раз бывает она даже в угрюмых, изменчивых северных климатах.

Однажды вечером мы сидели в столовой у раскрытого окна. Хотя мы давно перестали топить, в комнате было так душно, что мы с жадностью вдыхали вечернюю прохладу. Летти работала; она, бедненькая, никогда не роптала, но очевидно тосковала по Джорджу. Гарри стоял, наполовину высунувшись из окна, и любовался при вечернем освещении фруктовыми деревьями, которые были уже в полном цвету. Я сидел у стола и при свете лампы читал газету. Вдруг в комнату пахнул холод. Это был не ветер, потому что оконный занавес даже не шевельнулся. Просто вдруг сделалось холодно — и сейчас же опять прошло. Летти, как и меня, пробрал озноб. Она взглянула на меня.

— Как странно — вдруг холодом обдало! — сказала она.

— Это маленький образчик погоды, которой наслаждается бедный Джордж у полюса, — ответил я с улыбкой.