Возлюбленная Казановы

Для первых двух дней выбрали татарские костюмы, в которых Лиза была знатоком. Конечно, полосатые шальвары, длинные рубахи, безрукавки и фески порою заставляли ее кривиться от неприятных воспоминаний, однако Августа была в таком восторге, что Лиза поторопилась забыть о себе. Она заикнулась было нарядиться по-русски, княгиня решительно воспротивилась: ей хотелось, пока возможно, хранить свое инкогнито.

Вторая перемена костюмов представляла собой белые, с длинными рукавами, балахоны Пульчинелл – излюбленных персонажей итальянской комедии. Для третьего раза Августа пожелала иметь наряд венецианской танцовщицы, а Лиза – тяжелое, роскошное, бархатное платье с белым гофрированным воротником, в котором ей надлежало изобразить Марию Стюарт. Шиллерова история сей злополучной королевы оставила неизгладимый след в ее душе!

* * *

И вот начались дни карнавала. Лиза недоумевала: какое правительство готово столь щедро обустроить развлечение своего народа? Августа уверила ее, что римский карнавал – праздник, который народ дает сам себе, избирая местом для этого самую длинную улицу Рима – Корсо.

Не в одном только Риме есть Корсо. Название свое и она, и ее тезки получили от конских ристаний, коими, по обычаю, заканчивается каждый карнавальный вечер. Улица сия прямая, как стрела, и очень длинная – в три тысячи пятьсот шагов; застроена роскошными, высокими зданиями и ведет от пьяцца дель Пополо к Венецианскому дворцу, которые и служат на время карнавала его границами.

Конечно, дамы и прежде катались по Корсо. Однако Лиза не сразу узнала эту узкую улицу, когда, после полуденного удара колокола на Капитолии, возвестившего начало карнавала, calessino с двумя татарочками в плотных вуалях в сопровождении эффенди в халате и тюрбане (Фальконе) и обнаженного по пояс чорбаджи на козлах (Гаэтано) влилась в медлительное движение нарядных, изукрашенных карет.

Все окна, все балконы были увешаны коврами, все помосты обиты старинными штофными обоями. Все готовилось к тому, чтобы как можно большее число зрителей могло полюбоваться великолепным зрелищем.

Вот входная дверь какой-то лавки в одну минуту превратилась в ложу. Хозяин, с трубочкой в зубах и с красною фескою на голове (Августа и Лиза, проезжая мимо, помахали ему, словно соотечественнику), появился в этой двери, поставил в ней пару козел, положил на них доски, кинул сверху коврик, а дверь завесил красною шторою. Ложа была готова, и ее тотчас заселили маски. Впрочем, им нынче принадлежала вся Корсо!

Здесь были простолюдинки в коротких юбках и открытых корсажах с забавными, круглыми масками Коломбин на лицах; дети, одетые маленькими Арлекинами; страшные чудовища и люди, напоминающие своими нарядами обитателей восточных морей. Здесь были короли «настоящие» и короли карточные, олимпийские боги и принцессы, китайцы и маги, визири и драконы, мужчины-птицы и женщины-змеи. И куда ни глянь – множество Пульчинелл, которые постоянно дурачились, размахивали длинными рукавами своих белых балахонов, прыгали и пищали; и столь же много других персонажей комедии масок: Тартальи, Труффальдино, Бригеллы и Пантелеоне встречались тут и там. И все это пело, смеялось, кричало, свистело, задирало друг друга. Карнавалом наслаждался каждый, кто мог наслаждаться.

Лиза с изумлением и восторгом смотрела на буйное, заразительное веселье, которое царило вокруг. Эта никогда не виданная прежде пестрая, сияющая красота сливалась перед глазами в один роскошный хоровод вольного веселья. Ей захотелось закричать, как маленькой девочке: «Прекрасно! Прекрасно!»

Маски, кружева, банты, шляпы сливались в одно многоликое счастливое море, из коего Лиза наконец выделила широкоплечего синьора в богатом костюме крестоносца, сидевшего на прекрасной лошади. Всадники были здесь редкостью, и Лиза невольно задержала на нем взор. При крестоносце была огромная корзина, откуда он черпал засахаренный миндаль и дождем сыпал на всех встречных женщин. Лиза вскинула руки, чтобы поймать конфетку, но не смогла. Крестоносец заметил это и направил коня прямо к их карете. Не обращая внимания на насупленного Фальконе, он снял свою шляпу, открыв красиво уложенные пудреные локоны, и с поклоном оделил девушек щедрыми пригоршнями сластей. Улыбнулся – на белом размалеванном лице его накрашенные губы казались вызывающе чувственными – и поехал дальше, сопровождаемый зачарованными взглядами.

– В его повадках узнаешь рыцаря и светского человека! – наконец проговорила Августа.

– Конечно, разодет богато, да бог ведает, кто он таков, – побуждаемая странным желанием противоречить, буркнула Лиза.

Августа покачала головою:

– Его выдают руки – изящные, прекрасной формы, очень белые, никогда не знавшие тяжелой работы.