Возлюбленная кюре

– Письмо от брата, – сообщил Шарваз. – Каково же было твое разочарование! Ты ведь ожидала получить доказательства, что я люблю другую, а их нет! Что ж, будет тебе наука, как грешить любопытством!

Матильда присела на старенькую, растрескавшуюся скамеечку для молитвы, так у нее дрожали ноги.

– Что подумает ризничий, если придет и увидит, что мы тут заперлись? – пробормотала она.

– Я не идиот, Матильда! Я встретил Алсида Ренара на почтовой станции, когда сходил с мальпоста. Он как раз садился в экипаж. Решил проведать своего кузена в Монброне.

– Ролан, значит, мы можем поговорить спокойно! Так где же ты был? Брат, похоже, понятия не имел, что ты собираешься к ним. Я уверена, что ты ездил навестить ту даму, мадам Кайер!

– Увы, нет! – иронично отозвался Шарваз. – Я был в Савойе у родителей. Зачем бы я лгал тебе, Матильда?

Испытывая бесконечное облегчение, молодая женщина повернула к нему прелестное заплаканное лицо. Дрожь желания прошла по телу Шарваза. В нем всколыхнулись воспоминания об их страстных объятиях и о невыразимом наслаждении, которое он испытывал, когда овладевал ею.

– Зачем мне лгать женщине, которую я обожаю? – проговорил он сквозь зубы, обжигая ее взглядом дикого зверя. – Проклятье! Не будь в моем доме этой чертовой служанки, мы уединились бы в спальне, и я показал бы тебе, как сильно тебя люблю и как по тебе скучал!

Его грубая природа, не терпящая никаких моральных ограничений, возобладала. Обхватив ее за шею, он заставил любовницу подняться. Молодая женщина запрокинула голову, принимая его властный, крепкий поцелуй. Задыхаясь от вожделения, он попытался уложить ее прямо на каменный пол.

– Ролан, только не здесь! – взмолилась Матильда.

– А где же? На улице дождь и холодно. Что мы теперь будем делать? А когда придет зима?

– Я не знаю, – в растерянности пробормотала она.

– Я с ума сойду без тебя, без твоего тела, без твоей улыбки! – простонал он, привлекая ее к себе.

Опьяненная страстью, молодая женщина закрыла глаза. Она понимала, что еще одна ступень, ведущая к погибели, пройдена, однако боялась отказать любовнику, чтобы не потерять его. Шарваз получил то, что хотел, не думая о месте, где они находятся. Его сумрачная, извращенная душа так стремилась забыться в наслаждении!

* * *

Это драматическое воссоединение увлекло кюре и Матильду в водоворот чувственности. Любовники с трудом переносили часы разлуки и страдали от невозможности встречаться, когда им этого хотелось. Они стремились наверстать потерянное время, доказать друг другу необоримую силу своей любви.

Жертвой всех этих терзаний стала Анни. Помимо ежедневных хлопот – уборки, приготовления пищи и стирки, – ей приходилось теперь исполнять обязанности почтальона. Начались многократные – и ежедневные! – прогулки от пресбитерия к дому доктора де Салиньяка и обратно.

Поначалу она не видела в этом ничего дурного. Для буржуа было в порядке вещей отправить служанку к другу с запиской или с просьбой одолжить книгу. Но ее господин писал почему-то только супруге доктора, которая, в свою очередь, слала записки только отцу Ролану.

Служанка, до этого плохо знавшая городок, теперь с закрытыми глазами могла найти мэрию, школу, место у реки, где было принято стирать белье, монастырскую школу для девочек… Она по-прежнему быстро уставала, а потому позволяла себе остановиться и перекинуться с кем-нибудь парой фраз. Слова «Здравствуйте!» и «Всего доброго!» служили наградой за ее усилия.

Часто она встречала ризничего, который был рад поболтать и угостить ее – и, конечно же, кюре – овощами со своего огорода.

– Суп ваш будет еще вкуснее, мадам Анни! Скоро заморозки, так что, думаю, уж лучше я раздам овощи соседям, чем они пропадут!

Она благодарила старика, растроганная его добротой.

За последнюю неделю Шарваз дважды отправлял ее в Мартон, и это при том, что путь туда и обратно составлял порядка пяти километров.

– Господин кюре совсем не жалеет моих ног! – пожаловалась она Алсиду Ренару, которого встретила на обратной дороге. – Когда мой сын об этом узнает…

– Бедная мадам Анни! Пока вы ходили по такой-то погоде, отец Ролан принимал гостей. Супругу доктора… – добавил он, неодобрительно качая головой. – И ушла она нескоро.

– Знали бы вы, Алсид, что она является чуть ли не каждый день, даже когда я дома! Мне приходится самой таскать дрова наверх, а они такие тяжелые… И на чердак лазать, чтобы белье развесить да снять… А еще я вам скажу: они запираются в спальне! О чем можно так долго толковать, ума не приложу. Неприлично это, когда кюре и дама из приличного дома встречаются и переписываются тайком. Но мне пора бежать, а то кюре меня отругает!

– Не нашего это ума дело, – пробормотал ризничий, удаляясь.

Это было утром 27 октября. Из окна отец Ролан наблюдал за их беседой, испытывая смутную тревогу. «О чем они могут толковать? – задавался он вопросом. – Наверное, как это заведено у прислуги, Анни жалуется, что я ограничиваю ее в вине и заставляю выходить из дома в плохую погоду!»