Старухи в черном навострили уши. Кюре налил в стакан белого вина и бросил туда же щепотку сахара.
– Во рту горько, и хочется пить! Боже, как же хочется пить! – жалобно стонала Анни.
– Иду-иду, бедная моя Анни! И несу вам белого вина, которое вы так любите. Я немного его подсластил, чтобы не было отрыжки. Так оно меньше будет раздражать желудок…
Количество гостей в пресбитерии умножилось. Вошел доктор де Салиньяк под руку с Матильдой, а следом за ними – учитель. Кюре жестом дал понять, что сейчас не время для церемонного обмена приветствиями, и пригласил их в комнату больной.
– Вижу, состояние моей пациентки только ухудшилось, – заметил доктор.
Даже не взглянув на любовника, Матильда, на которой лица не было от волнения, забилась в угол комнаты и прижала к носу платок: от кровати исходила тошнотворная вонь. Жан Данкур последовал ее примеру, тошнота одолела и его.
Служанка жадно выпила вино. Губы у нее потрескались, глаза налились кровью. Шарваз, который поддерживал ей голову, помог вдове лечь.
Последнюю порцию мышьяка несчастная Анни получила в присутствии свидетелей. Что ж, преступление было срежиссировано прекрасно. Никто из присутствующих, за исключением Матильды де Салиньяк, не мог заподозрить правду.
По прошествии получаса Ролан Шарваз остался возле постели Анни один. Матильда и учитель прогуливались возле церкви, дожидаясь Колена, который пообещал, что скоро вернется и принесет с собой опийную настойку.
– Если ваш супруг окажется прав, несчастная умрет в ужасных мучениях, – с сожалением проговорил Жан Данкур, неотрывно глядя прелестной Матильде в лицо.
Речь шла о заключении, которое сделал доктор после довольно-таки непродолжительного осмотра своей пациентки.
«Полагаю, речь идет о жестоких желудочных коликах, – таков был вердикт Колена де Салиньяка. – Но может быть, что это и перитонит, воспаление аппендикса, которое часто становится фатальным, или какого-нибудь другого внутреннего органа. Больной нужна операция, но она в таком состоянии, что доставить ее в Ангулем, в центральную больницу, не представляется возможным».
За многие годы практики доктор де Салиньяк ни разу не сталкивался с отравлением, и мысль эта даже не пришла ему в голову. И конечно же, он не подумал о мышьяке, ведь аптекарь столько раз говорил, что минимального количества порошка хватит, чтобы крепкий молодой человек умер на месте.
Колен пребывал в уверенности, что Анни страдает от нарушений работы пищеварительной системы, а причина тому – постоянное переедание и пристрастие к вину. Больше всего он опасался, что это окажется перитонит, хотя жа́ра у больной не наблюдалось.
Тем временем поднялся пронзительный ветер. Сжавшись от холода, Матильда, едва шевеля губами, пробормотала:
– Это было бы печально… Но ведь она может и поправиться! Сегодня вечером я от души за нее помолюсь.
– Это вы помогли отцу Шарвазу подыскать прислугу, не так ли? – спросил учитель.
– Да. Моя старшая сестра живет в Ангулеме, и благодаря ей у меня там много знакомых. Один зажиточный коммерсант порекомендовал вдову Менье, так он ее назвал. Я встретилась с ней и ее сыном Эрнестом, он портной.
– Нужно сообщить этому Эрнесту, что мать больна, – сказал Данкур.
– Уверена, отец Ролан сделает все, что необходимо, – резко ответила молодая женщина, чувствуя себя под проницательным взглядом учителя весьма неуютно.
Любовник не преминул сообщить, что Анни рассказала о своих подозрениях насчет хозяина и докторской жены школьному учителю, признанному вольнодумцу и атеисту.
– Я ничем не могу помочь несчастной, – заключил мсье Данкур, приподнимая шляпу в знак прощания. – До свидания, дорогая мадам де Салиньяк. Предоставляю вас заботам супруга!
С искренним облегчением Матильда бросилась в объятия мужа. Колен обнял ее и поцеловал в лоб. Приятно было чувствовать, как нежно и доверчиво она к нему прижимается.
– Я так замерзла! – пожаловалась Матильда. – Я бы осталась у постели бедняжки Анни, но я слишком впечатлительная и не вынесу этого…
– Беги скорее домой, дорогая! – шепнул доктор ей на ушко. – Я отдам кюре опийную настойку и сразу вернусь. Больше я ничем не смогу ей помочь. Да ты вся дрожишь! Дома сядь поближе к камину и попроси у Сюзанны грелку. И зачем ты вообще пришла? Ты не привыкла смотреть на умирающих… А я думаю, что ей осталось недолго.
– Хорошо, я ухожу, – прошептала Матильда голоском маленькой девочки, ищущей защиты. – Скажи, Колен, ты уверен, что это не холера?
– Нет, это не холера, не бойся. Я тоже так подумал, но это единичный случай во всей округе, и симптомы другие.
Ближе к ночи состояние Анни ухудшилось. Она сходила под себя, даже не заметив этого, так ей было плохо. Опийная настойка утихомирила боль, но ее действия хватило лишь на час.
– Пить! Я хочу пить! – бормотала несчастная, едва шевеля распухшим языком и не открывая глаз.