Мне кажется, если бы Синие Горы рухнули мне на голову, это было бы не так больно, как эти его последние слова…
Я ничего не понимала, но было невыносимо горько. Так горько, что стало невозможно дышать.
Как он мог оставить меня одну после таких невероятных ласк? Не хотелось верить, что он сделал это нарочно…
После всего того, что мы пережили вместе в Преисподней, он просто не мог со мной так поступить! Гордость бунтовала, но сердце упрямо отказывалось верить…
Нет, нет, нет… и ещё раз «нет».
И что теперь делать, я даже не представляла…
По обнажённой коже пробежал ветерок. Я подобрала платье и с трудом натянула. Пальцы были холодными и не хотели сгибаться, а волосы путались в завязках. Меня бил озноб, а грудь невыносимо болела. Хотелось забраться куда-нибудь и забыться сном, лишь бы не думать о том, что случилось…
Однако я заставила себя встать и побрела к замку, где меня ожидал новоиспеченный муж. Что ж, теперь он может быть доволен. Уже нет необходимости идти к его брату, можно прямиком в его собственную постель. Правда, от одной лишь мысли об этом меня пробирала дрожь.
Я не могла его сейчас видеть, просто не могла, ни за какие коврижки. Поэтому я подобрала юбки и побежала, куда глаза глядят. Миновав сад, я проскользнула в замок и, путаясь в лабиринте бесконечных коридоров, пыталась найти укромный уголок. Но то и дело возвращалась в уже опостылевший мне зал.
Слава Горам, Лаорта там не оказалось…
Он появился, когда я совсем уже выбилась из сил и, взобравшись на подоконник, села, прислонившись спиной к мраморному косяку.
Я даже не сразу заметила тирана, застывшего в кресле, словно ледяная статуя — невыносимо белого, мрачного и холодного. Лицо его казалось отстранённым, однако глаза нехорошо сверкали, и я поняла, что под маской его равнодушия бушует самая настоящая буря. Всё опять пошло не так, как он хотел. Не так, и не с тем…
Я не знала, что сделает со мной Лаорт. Сейчас это не казалось таким уж важным — хуже, чем я себя чувствовала, уже не будет. Хуже просто не может быть.
Но всё же его упрямое молчание нервировало. И этот его хмурый взгляд…
Уж лучше бы он снова сказал какую-нибудь гадость. Можно было бы хотя бы представить, чего ожидать.
— У меня больше нет того, что так тебя пугает, тиран, — сказала я, лишь бы нарушить тишину.
— Иди в свою комнату, Рейна, — голос его казался глухим, словно из бочки, и невыносимо скрипучим, — после поговорим.
Оказывается, у меня здесь уже есть своя комната, надо же. Он опять всё продумал и решил за меня, самодовольный болван. Всё, кроме Адиса. И что-то подсказывало мне, что Лаорт приложил к его внезапному бегству руку. Но как он может управлять столь могущественным существом, не побоявшегося даже Валлиара? Чем же его держит этот равнодушный властитель.
— Почему он всё время уходит? Скажи правду, тиран.
— Он не так хорош, как ты себе представляла, Рейна. Далеко не так…
— Ненавижу тебя, — сорвалось с моих губ прежде, чем я подумала.
Лаорт подался назад, вжавшись в кресло, и даже отсюда я слышала, как хрустнули каменные подлокотники. Сердце предательски ёкнуло, и я невольно зажмурилась, ожидая, что на меня обрушится буря, однако неожиданно услышала пение лесных птиц.
Что за наваждение? Какие ещё птицы в преисподней? Я слегка приоткрыла глаза и обнаружила, что сижу на лесной поляне, залитой солнцем. А рядом щебечут соловьи, краснощёкие болтушки высовывают из-за веток свои любопытные мордашки.
— Рейна-Рейна!
— Ты откуда здесь?
— С неба свалилась?
— Какое у тебя платье!
— Ну прямо красавица!
— Спасибо, родные, — прошептала я, — только мне сейчас совсем не до вас.
Тиран меня отпустил. Не знаю почему. Но совершенно не хотелось об этом думать. Сердце болело так, словно в него вогнали огромный кол, а грудь пылала самым настоящим жгучим пламенем. Больно, как больно…
Я торопливо поднялась, отряхнув мелкие листья с белоснежных юбок, и понеслась домой, особо не разбирая дороги, прыгая по кочкам и сбивая пальцы ног в кровь. Бежала, а ветер на лету сушил мои слёзы. Но боль не становилась меньше, напротив. Добравшись до родительского замка, я едва могла дышать от боли.
— Бог мой, Рейна!
Матушка повисла на моей шее, прижимаясь всем телом, и тряслась от едва сдерживаемых слёз. Я чувствовала, как мой ещё нерождённый брат бурно протестует, толкаясь ножками, и невольно улыбнулась, положив ладонь на тугой живот. Мне так много хотелось рассказать ей, так хотелось спросить совета, однако я понимала, что матушке и так пришлось нелегко, особенно после утреннего кошмара, которым обернулась такая долгожданная свадьба.
Отец выглядел раздосадованным, а дед был откровенно зол.