Джекоб, в отличие от нее, по-прежнему оставался совершенно голым, но в стесненном положении чувствовала себя она. Наверное, это потому, предположила Флоренс, что она до сих пор не сказала ему всей правды, не призналась в любви. Ну да, она что-то бормотала во время любовной близости, но это не в счет. Ее признание будет иметь ценность только тогда, когда она озвучит его в здравом, незамутненном страстью рассудке. Что она теперь и намеревалась сделать.
— Нам нужно объясниться, да? — тихо проговорил Джекоб, отставляя чашку.
Флоренс, чувствуя, как в ней просыпается надежда, последовала его примеру. Пять месяцев назад его небрежное замечание об ангелах явилось бы хорошим поводом для очередной ссоры, но сейчас, Джекоб не выказывал ни намека на враждебность, и Флоренс вынуждена была признать, что у нее тоже нет желания вступать с ним в перепалку.
— Что ты здесь делаешь?
— Что ты здесь делаешь?
Оба расхохотались. Вот уж воистину любящие сердца мыслят одинаково.
— Отвечай первым, — потребовала Флоренс. Джекоб открыл было рот, собираясь возразить, как в былые времена, но потом передумал. Он улыбнулся, пожал плечами и накинул на себя одно из одеял.
— Мне требовалось многое обдумать, — тихо начал он. — И поскольку мои думы были в основном о тебе, я решил, что лучшего места для этого не найти. Ведь здесь мы были счастливы вместе…
Надежда и оптимизм в ней крепли, но одно оставалось неясно.
— Мириель знает, что ты здесь?
— Не думаю, — отвечал Джекоб, криво усмехнувшись. — Теперь мои дела ее не очень интересуют. Мы разошлись. Официально. И в общем-то она помолвлена с другим человеком. Полагаю, они поженятся сразу же, как только будет окончательно оформлен наш развод.
— А как же ребенок?
— Никакого ребенка не было, Фло, — Голос у Джекоба был несчастный, и Флоренс, хотя у нее самой голова пошла кругом от радостных мыслей и всевозможных "как?" и "почему?", поспешила утешить своего возлюбленного, участливо положив ладонь на его руку. — Боюсь, это была очередная уловка Мириель, — продолжал Джекоб, в знак благодарности накрывая ее ладонь своею. — Хотя следует отдать ей должное: она играла свою роль блестяще на протяжении двух месяцев после того, как мы с тобой расстались. Я понимал, что это не может быть мой ребенок, потому что мы давно уже не спали вместе, но ее душевное состояние было настолько нестабильным, что я просто не решался бросить ей вызов. Она постоянно расхаживала в балахонах, симулируя токсикоз. Притворялась, будто ездит в больницу, и так далее.
— Но ведь?..
— Нет, мы с ней не спали. Полагаю, она сочла, что это слишком рискованно. Ведь тогда я сразу обнаружил бы, что она по-прежнему худая как жердь под своими балахонами. — Джекоб осторожно высвободил свою руку из-под руки Флоренс и заключил обе ее ладони в свои. — И я был чертовски рад, что мы спим в разных комнатах. Потому что после того, что у нас было с тобой, Фло, она, естественно, не вызывала у меня ни малейшего желания. — Он нахмурился. — По-твоему, это жестоко, да? — Не получив от Флоренс ответа, он продолжал: — Меня к ней привязывало только чувство долга, но я все-таки надеялся, что мы с ней сможем быть друзьями, попытаемся наладить совместную жизнь… Но жить с ней я не хотел. Никогда.
— А что произошло, когда обман раскрылся? — Этот вопрос дался Флоренс с трудом: от волнения и смятения сдавило горло.
— О, даже вспоминать страшно, — тихо ответил Джекоб. — С Мириель случилась чудовищная истерика, почти необратимый нервный срыв. Я очень, очень за нее испугался. — Он неосознанно стиснул ее руки, которые по-прежнему держал в своих ладонях. Флоренс поморщилась, пытаясь высвободиться. — Ох, извини! — Джекоб виновато улыбнулся и похлопал ее по ноге. — Но, как ни тяжело нам пришлось, в общем-то это был своего рода катарсис. Даже Мириель стало ясно, что пытаться возродить наш брак бесполезно. Она легла в клинику. На этот раз с серьезными намерениями. И была молодцом, лечилась на совесть. Да еще, пока лежала там, познакомилась с достойным человеком. Теперь выходит за него замуж. Я рад за нее. Ей с ним будет гораздо лучше, чем со мной. — Его лицо вдруг приобрело торжественное выражение, но в чертах сквозила трогательная неуверенность. — Думаю, только особенная, очень независимая в суждениях женщина способна долго терпеть меня. — Его ладонь, по-прежнему покоившаяся на ее бедре, застыла в напряжении.
— Но почему ты приехал сюда сейчас? — спросила Флоренс, не в состоянии усвоить — и все же понимая — скрытый смысл его слов.