Возлюбленная Пилата

— Во-первых, отец Мухтара взял свою мудрость с собой для умиротворения богинь подземного царства, вместо того чтобы оставить ее сыну. Во-вторых, он, как и многие другие, пренебрег тем, чтобы в свое время позаботиться о чужеземцах, которые могли бы находить здесь достаточно наслаждения и поэтому не испытывали бы необходимости часто устраивать походы сюда на военных кораблях. И наконец, он забыл предупредить о последствиях этого своего сына.

Хархаир издал хриплый звук, который не выражал ни удовольствия, ни возмущения. Он смотрел на паланкины. Среди носильщиков были и римские воины. Без оружия и доспехов, они отличались от других красными хитонами и сандалиями, шнурки которых были обвязаны вокруг икр.

— Давайте не будем ворошить прошлое, — сказал Хархаир. — Поговорим лучше о гонках. Неужели они думают, что смогут так же быстро пронести паланкин, как наши слуги, которые ничем иным не занимаются? Ты собираешься заключать пари на исход гонок?

— Как может отважиться на это чужеземец, не знающий преимуществ отдельных носильщиков?

Башама тихо рассмеялся.

— Мы можем дать тебе совет. Тебя не удивит, если мы посоветуем тебе противоположное тому, что считаем разумным?

— Иное поразило бы меня, и я не поверил бы своим ушам. — Обращаясь к Хархаиру, Деметрий сказал: — А с другой стороны, тебе выгоднее дать мне хороший совет, чтобы радость легкого выигрыша сделала из меня круглого дурака, с которого ты бы мог завтра живьем содрать шкуру, когда мы будем торговаться.

Хархаир одернул накидку, будто хотел прогнать назойливых мух.

— Ты не получишь от меня совета, Деметрий. Пути вниз, в подземное царство, или вверх, к богам, каждый должен выбирать сам. Только утраты по собственной вине приносят настоящую боль, только самостоятельно завоеванный приз вводит в достаточное заблуждение.

Мухтар криво усмехнулся. С нескрываемой ненавистью он сказал:

— Иногда чужеземец, который осмеливается критиковать наше прошлое, слишком труслив, чтобы принимать решения в настоящем.

Деметрий кивнул.

— Ты прав, о достойнейший. Но уже случалось, что в конце смелого решения не оставалось ничего, кроме миски нищего.

— Нищего? — Араб поискал кого-то глазами. Потом он поднял правую руку и указал на кучку мужчин в потрепанной одежде, стоявших у края беговой дорожки. — Там стоит один такой. Из-за своей дерзости он превратился из раба в нищего. А через два дня он потеряет голову и будет в том состоянии, в котором я желал бы видеть тебя.

Башама прикоснулся рукой к левому плечу Деметрия, тихо вздохнул и отошел к группе хорошо одетых людей. Хархаир повернул голову, укоризненно посмотрел на Мухтара и поучительно произнес:

— Отвращение к империи можно понять, но оно становится глупостью, если мешает деловому партнерству и незаслуженно обижает гостей.

— Я ставлю сто драхм. — Деметрий ущипнул себя за правое ухо и подумал, не совершает ли он глупой ошибки только лишь из-за неприязни к сыну человека, с которым он имел деловые отношения. — Что поставишь ты?

— Нищенствующего раба. — Мухтар хмыкнул. — Если ты поставишь на римлян.

— Дай мне немного подумать.

Мухтар пожал плечами. Хархаир смотрел перед собой неподвижным взглядом.

Все носильщики паланкинов были сильными мужчинами. Семь из восьми команд принадлежали богатым купцам, в том числе Хархаиру, Башаме и Мухтару. Возле длинного стола, где заключались пари, Деметрий узнал, что все хозяева поставили на своих людей. Римляне были первыми претендентами на последнее место.

— Тебе хочется, чтобы я был настолько легкомысленным?

Араб провел пальцем по испещренному письменами папирусу.

— Люди Башамы котируются выше всех… две драхмы против одной, если они победят. Римляне, сейчас посмотрим… девятнадцать против одной.

— Кто-нибудь знает, кто сидит в паланкинах?

— Женщины, — Мухтар прищелкнул языком, — молодые и самые легкие. После гонки они выйдут из паланкинов, и если в паланкине, который одержит победу, окажется ребенок, то победа будет присуждена тому, кто пришел вторым.

— Я еще не решил. — Деметрий поднял руку и пошел дальше.

Он подумал, что мог бы позволить себе проиграть несколько монет. Но с другой стороны, он очень хотел увидеть в роли проигравшего Мухтара. Некоторое время Деметрий раздумывал, не зная, что делать. Потом он обратился к человеку, который тихо переговаривался с римлянами, стоявшими возле паланкина.

— Назови мне свое имя, друг мой, — сказал он на латинском языке.

— Марк Валерий Руфус, — римлянин внимательно посмотрел на него. — Почему ты хочешь это знать? И кто ты?

— Я Деметрий, торговец и римский гражданин. Только что возле стола я услышал, что никто из местных не хочет ставить на вас.

— Возможно, их ошибка заключается в том, что они делают ставки, руководствуясь неприязнью к нам и предпочитая не замечать нашу подготовленность.

На вид мужчине было лет тридцать. Судя по произношению, он происходил из высших кругов. Взгляд его темно-серых глаз был острым.

— Я не знаю, к какому из многочисленных родов Валериев ты принадлежишь…

— Разве это имеет значение? — Римлянин поднял брови. — И что тебе нужно от меня?