Возлюбленная Пилата

— Кстати, мы могли бы продлить это время и провести его более приятно. — По предварительной задумке в этом месте она должна была посмотреть на него широко открытыми глазами, сделать так называемый проникновенный взгляд, но сейчас она решила, что Руфус и так достаточно увлечен, поэтому не стоит изображать из себя волоокую Афродиту. Быть может, он даже не удостоил бы ее ответным взглядом. А в ситуации, когда приходится одновременно соблазнять и отталкивать мужчину, нельзя переигрывать.

— Продлить и приятнее провести? — Руфус слегка усмехнулся, глядя на кровать. Затем снова повернулся к ней: — Скажи мне откровенно, чего ты хочешь?

— Это не так просто.

Руфус кивнул.

— Ну что ж, я слушаю. Говори.

— Я попытаюсь рассказать как можно короче. Часть этой истории касается прокуратора[3] Иудеи.

— Понтия Пилата? — Руфус удивленно поднял брови. — Что он… Ну ладно, продолжай.

— По пути из Рима в Иудею он на некоторое время задержался в Александрии, о чем ты, наверное, знаешь. Тогда, — она не удержалась и лукаво подмигнула ему, — мы провели вместе приятные часы. Позапрошлой зимой он еще раз приезжал из Кесарии в Александрию, и мы снова повидались. — Она сделала небольшую паузу.

Руфус закрыл глаза. Голосом, в котором Клеопатра почувствовала наигранную скуку, он произнес:

— Значит, ты предлагаешь центуриону роль сводника, который должен способствовать возобновлению любовных свиданий?

— Послушай меня. Сейчас ты узнаешь, что речь идет о большем. О гораздо большем. Пилат попросил меня быть начеку. Если я услышу что-нибудь, что могло бы касаться его, я должна ему сообщить. Как известно, евреи Александрии очень влиятельны, и некоторые из них пользуются авторитетом во всей империи.

— Ты имеешь в виду Филона?

— И его тоже. Но кроме писателей и мыслителей есть и другие. И их тоже много. Я слышала кое-что о заговоре.

— В Александрии?

— В Иерусалиме и в Александрии, против Пилата. Речь идет о храмовых деньгах и водопроводе.

Руфус рассмеялся, но смех его звучал безрадостно.

— Я думаю, что Пилат сделал правильно. А евреи считают его поступок непростительным святотатством.

Клеопатра подняла руку.

— Я недостаточно знаю об этом. Поэтому, может быть, не будем обсуждать?

— Не будем? Прокуратор должен судить. Обеспечение Иерусалима свежей водой входит в его обязанности. И ничего, что он решил строить водопровод на те деньги, которые евреи со всего света присылают в храм. — Руфус ухмыльнулся. — В глазах евреев он хитрец, которому нет прощения. Но скажи мне, как можно управлять империей, если не будешь судить?

— Я вовсе не собираюсь управлять. Это ваша обязанность.

Он что-то тихо проворчал. Потом сказал:

— Продолжай.

— Я услышала об этом по пути в Копт, в мои владения. Видимо, я вела себя легкомысленно. Плывя на корабле по Нилу, я позволила себе сказать лишнее. Прежде чем сообщить обо всем Пилату.

— Такое бывает даже с княгинями.

Она рассказывала быстро, изобретательно и лаконично — о римском торговце из «новых богатых», который давно зарился на ее земли и дома, а теперь вступил в сговор с одним из своих еврейских деловых компаньонов, чтобы ограбить ее и одновременно заставить замолчать; о подкупленных чиновниках в Фивах; о своем поспешном бегстве через пустыню в Беренику; об идущих по пятам преследователях, от которых она спаслась на корабле, как раз выходившем в море.

— А теперь, когда я узнала, что вы скоро отправляетесь на север, — произнесла она просительно, — мне хотелось бы покинуть Аден вместе с вами. Всего лишь четыре женщины…

Руфус кивнул.

— Я предполагаю, ты хочешь предупредить Пилата и, кроме того, попросить его помочь вернуть тебе твои имения?

— И то, и другое. И еще кое-что.

— Что же это?

— Утраченный предмет.

Руфус вздохнул.

— Который, я уверена, ценнее, — медленно сказала Клеопатра, — чем все, что забрали у меня эти два купца. — Она поднялась с кресла и подошла к окну.

— Не говори загадками и не заставляй меня волноваться, госпожа. — Голос римлянина, вопреки его словам, звучал совершенно спокойно.

Арсиноя стояла перед храмом бога дождя, наблюдая за двумя мужчинами, которые мучились с упрямым ослом. Когда Клеопатра положила руку на подоконник, Арсиноя кивнула и неторопливым шагом пошла к гостинице. Клеопатра повернулась к Руфусу.

— Ценнее, — повторила она приглушенным голосом, — чем золото или дорогие мази. — Женщина подошла к нему, и он ощутил тонкий аромат ее тела.

Римлянин как будто встрепенулся. На мгновение ей показалось, что он вот-вот коснется рукой ее бедра.

— Поистине прекрасный аромат, — сдержанно заметил он. — Расскажи мне об этом предмете. — Он посмотрел на нее задумчиво и почесал затылок.

— Месторождение. Изумруды.

Руфус тихо присвистнул.

— И что с ним? Как может потеряться месторождение изумрудов?

— Оно находится в скалистой долине, в пустыне. Когда римляне… Когда Август завоевал Египет, подходы туда были закрыты, а шахты засыпаны. Но дорога и несколько указаний, как все можно восстановить, были зарисованы.

— Подожди. — Руфус поднял руку. — Изумруды… Припоминаю, что слышал что-то об этом. Древние месторождения в каменистых долинах севернее Береники?