Возлюбленная телохранителя (ЛП)

— Спасибо. Хочешь чего-нибудь? — спрашивает Лия из маленькой кухни, наливая что-то в хрустальный бокал. — Кофе, наверное, единственное, чего мне не хватает с Земли. У дравийцев есть что-то похожее, но вкус у него не совсем такой.

— Нет, спасибо.

Мы сидим друг напротив друга на диване, и я накручиваю прядь волос. Взгляд Лии скользит по моей руке и возвращается к лицу. А потом она улыбается.

— Ты хочешь начать или мне следует? — спрашивает она.

— Мой отец мертв, — мой взгляд расширяется в ужасе от моей вспышки, но она выглядит невозмутимой. — Я узнала об этом только вчера вечером.

— И что ты при этом чувствуешь?

Я смотрю в потолок, а затем опускаю взгляд на свои колени.

— Испытываю облегчение, — признаюсь я. — Почти счастлива, — и закрываю лицо руками. — Я — зло.

Лия убирает мои пальцы, чтобы посмотреть на меня.

— Ты не злая, Элеонора. Ты пережила травму, и совершенно нормально чувствовать то, что ты чувствуешь.

— Правда?

Она кивает, но я не убеждена. Она не знает, как сильно я желала его смерти, но мои молитвы так и не были услышаны, пока не появился Кейд. Или, может быть, он — ответ на мои молитвы. Во многих отношениях.

— Какая дочь радуется смерти своего отца? — спрашиваю я.

— Та, что подвергалась насилию, — мягко говорит Лия.

— Ты знаешь?

Она кивает и сжимает мои руки.

— Я подозревала.

— Ох. — Я на мгновение замолкаю, думая о том, что она не выглядит шокированной или возмущенной моим признанием. Во всяком случае, ее взгляд стал более сострадательным и понимающим. — Все эти эмоции пронизывают меня, и они представляют собой полный беспорядок. Я надеялась…

— Да?

Я делаю глубокий вдох и делаю решительный шаг.

— Я надеялась, что ты могла бы помочь мне разобраться с ними. Не осуждая меня.

— Я обещаю, — говорит она. — Больше всего на свете я хочу видеть тебя полностью исцеленной, как эмоционально, так и ментально. Легче пережить физическое насилие, потому что боль прекращается, когда проходят побои, но от слов, которые мы слышим о себе, трудно отмахнуться. Особенно если они исходят из источника, который, по мнению общества, должен нас любить. — Она постукивает меня по виску, заглядывая глубоко в мои глаза. — Этот внутренний голос здесь ошибается, и мы должны сказать ему правду, а не какую-то извращенную ее версию. Хорошо?

— Хорошо, — выдыхаю я.

Мне требуется некоторое время, чтобы начать, но когда я это делаю, внутри меня словно прорывается плотина, ослабляя давление. Я продолжаю рассказывать Лие об избиениях, которые я получала, об изоляции от остального мира, которой я подвергалась, и о том, что мой отец придерживался мнения, что женщины — зло, созданное только для того, чтобы склонять мужчин ко греху.

Но я не рассказываю о похоти, которая была в его взгляде, или о том, что достойна наказания за сексуальное соблазнение собственного отца. Не нарочно, но он хотел меня. И когда это становилось для него невыносимым, начинались побои. Я знаю, что ей это не понравится, и не хочу, чтобы она думала, что я какой-то урод.

Она внимательно слушает, не перебивая, и останавливает только для того, чтобы что-то уточнить, если это необходимо. Я теряю счет времени, когда раскрываю ей свои секреты, и когда наконец заканчиваю, откидываюсь на спинку дивана.

— Я горжусь тобой, Элеонора, — говорит она. — Требуется большое мужество, чтобы сделать то, что ты только что сделала. Я хочу, чтобы ты знала, я смотрю на тебя так же, как раньше. Во всяком случае, теперь я уважаю тебя больше, зная, что ты носила это в себе и умудрялась заводить дружеские отношения.

— Кейд тоже сказал, что я смелая, — говорю я, закатывая глаза. — Я не верю ни одному из вас, но спасибо.

Лия выгибает бровь, глядя на меня.

— Что еще сказал Кейд?

О черт.

— Что он убил моего отца.

Она постукивает себя по губе, морщит лоб.

— Что ж, это многое объясняет.

— Так ли это? — Я наклоняюсь вперед и почти вырываю волосы из головы своим нервным жестом. — Что это значит?

— Ну… — она наклоняет голову в мою сторону и прищуривается. — Ты можешь начать рассматривать его как своего спасителя и защитника, потому что он освободил тебя от всех связей с отцом. Смерть окончательна, и Кейд дал тебе это заверение, убив его. Это может заставить тебя почувствовать себя в долгу, но ничего не делай, основываясь на этих эмоциях.

Слишком поздно.

— Я переспала с ним, — слова срываются с губ, прежде чем я успеваю их остановить. — Видишь? Я — зло. Я соблазнила мужчину изменить своей невесте, и все потому, что я была эгоистична. Я занималась сексом с Кейдом, потому что хотела знать, каково это, и потому что с ним я чувствовала себя в безопасности. Такого чувства я никогда раньше не испытывала. — Я стону и закрываю лицо руками, чтобы скрыть это. — Пожалуйста, никому не говори.

— Я подозревала об этом.

Я резко выпрямляюсь, хватаясь за диван, чтобы не упасть.

— Ты что?

— Кейд был здесь сегодня утром, разговаривал с Вареком, — говорит она. — Возможно, я подслушала и слышала, как пару раз упоминалось твое имя.

Святое гребаное дерьмо.