Я девственница, потому что я скучная и несексуальная. Обычно мне было бы наплевать. Но Аехако? Он очень мужественный и настолько потрясающий, что аж дух захватывает. Он — один из немногих ша-кхай, который стрижет свои волосы коротко. Стрижка у него чуть ли не под корень, и она лишь привлекает внимание к его широкой, обаятельной улыбке и огромным рогам, которые выступают от линии роста его волос. Защитные, бугристые наросты у него на лице более заметны, и это делает его лицо — особенно его нос — бледнее, чем остальное. Но у него настолько привлекательная улыбка, что не можешь не найти этого мужчину красивым. Он высокий и мускулистый, плотного, а не худощавого, как у пары Лиз Рахоша, строения, и все его тело синевато-серого цвета, который я нахожу интригующим.
Сказать, что он вызывает отклик у меня в душе — это еще преуменьшение. И мне ненавистно, что он не реагирует так же и на меня. Я снова отвожу взгляд.
— Мне абсолютно наплевать, считаешь ли ты меня уродливой.
— Но я вовсе так не считаю, — шепчет он, и я чувствую жар его большого тела, когда он снова приближается ко мне. — Я попросту не стал поправлять Айшу, чтобы отделаться от нее, так как мне не хотелось продолжать тот разговор.
Я рублю на корню в себе ход подобных мыслей. Не имеет значения, находит ли он меня привлекательной. Флиртовать с ним — точно ошибка, я не могу допустить, чтобы потом я страдала от разбитого сердца.
Я бесплодна. Вряд ли он когда-нибудь будет мне резонировать. Он может флиртовать, сколько хочет, но, вступив со мной в серьезные отношения, мы можем оказаться в тупике.
— Мы просто друзья, — говорю я, когда он наклоняется ближе.
— Если мы просто друзья, почему тогда ты так переживаешь?
— Я не переживаю, — снова возражаю я. Затем оглядываюсь на его лицо, которое в нескольких дюймах от моего. От этого у меня снова начинает странно трепетать в животе, словно там порхают бабочки. — Почему… почему ты стоишь так близко?
Однобокая, чересчур сексуальная усмешка растягивает его губы.
— Потому что ты все время продолжаешь пятиться назад, — он наклоняется вперед, — и мне нравится, как ты пахнешь.
— Аехако, — говорю я нежным голосом. Я не могу давать ему надежду. Он должен понимать, что флирт со мной ни к чему его не приведет. Он должен приберечь свое внимание для женщины, которая когда-нибудь сможет стать его официальной парой. — Послушай…, — я прерываюсь, потому что он что-то вытаскивает из-под своей туники. — Что ты делаешь?
— Я отдаю тебе подарок в знак моего ухаживания, — он вытаскивает из-под туники что-то длинное, толстое и завернутое в кожу и протягивает его мне.
— Подарок? — я принимаю это, глубоко тронутая вниманием. Мы, люди, владеем столь немногим, что я и так уже чувствую себя страшной нахлебницей из-за всего того необходимого, что добрые инопланетяне ша-кхай предоставили нам. А сейчас он делает мне подарок?
— Подарок в знак моего ухаживания, — подчеркивает он. — Я очень усердно над ним трудился.
— Ясно, — мне не стоит принимать его, но должна признаться, мне любопытно, что это такое. Он заполняет мои руки, и где-то с фут длинной (
Он гордо кивает головой.
— Он имеет довольно точное сходство. Я упорно трудился, чтобы он выглядел точь-в-точь. Правда, из-за того, что я часами пялюсь на свой собственный член, пока строгаю ножом, остальные посчитали, что я спятил, — он пожимает плечами. — Разве он тебе не нравится?
Это же дилдо! Я пялюсь на него в смеси ужаса и неверия собственным глазам. Он сделан из кости, и мне становится немного страшновато от того, какого рода тварь может иметь кости вот такой… толщины. О, Боже, я краснею. Он и правда очень-очень толстый. И длинный. Это ведь не может быть реальным размером его пениса. Уж ни с чем не спутаешь тяжелую головку на конце, и вены, прослеживающие длину его, кхм, оборудования. Это однозначно пенис. Вдоль верхушки даже имеются выпуклости, похожие на наросты, что у него на бровях и больших, мускулистых руках. Причем на нем имеются даже яйца, а над членом выпирает нечто, что подозрительно похоже на мизинец.
Я толкаю эту… штуковину… обратно ему.
— Я не могу принять это!
На мгновение он выглядит подавленным. Его смеющаяся улыбка исчезает, а лицо накрывает свирепое выражение.
— Ты делаешь это из-за другого? На твое сердце кто-то уже заявил свои права?