Возмездие

Жидовка

Прокламации и забастовки,

Пересылки огромной страны.
В девятнадцатом стала жидовка
Комиссаркой гражданской войны.

Ни стирать, ни рожать не умела,

Никакая не мать, не жена —
Лишь одной революции дело
Понимала и знала она…

Брызжет кляксы чекистская ручка,

Светит месяц в морозном окне,
И молчит огнестрельная штучка
На оттянутом сбоку ремне.

Неопрятна, как истинный гений,

И бледна, как пророк взаперти.
Никому никаких снисхождений
Никогда у неё не найти.

Все мы стоим того, что мы стоим,

Будет сделан по скорому суд,
И тебя самое под конвоем
По советской земле повезут…

Преступное умонастроение Смелякова усугублялось ещё и тем, что у него при обыске нашли сочинение Гитлера «Майн кампф». (Да уж подлинно, что нашли? А не подбросили?)

Напоследок сам Васильев подписал признание: «Враги толкнули меня на подлое дело убийства наших вождей».

Сергей Клычков признал: «Я был фашистом, только не немецким, а русским».

Из смертной камеры он послал отчаянную мольбу: «Простите меня, я больше не буду!»

Всех русских поэтов расстреляли за террор.

В обвинительное заключение не был включён довольно хлёсткий пункт: будто бы поэты собирались обратиться в Лигу Наций с жалобой на отсутствие демократии в СССР. Однако эта идея осталась у «тётки» про запас. Предстояла дальнейшая истребительная работа, провоцировались новые «дела» — и по усилиям «литературоведов» можно проследить, как тянулись их загребущие лапы к тем, кто ещё бегал на воле: писателям Булгакову и Замятину, актёрам Москвину и Качалову. Выпускались коготки и на других, — во многих протоколах значатся имена С. Чапыгина, А. Неверова, С. Подъячева, В. Шишкова, М. Пришвина, И. Касаткина, С. Малашкина, И. Шухова.

И — снова: непостижимая избирательность.

Тот же Юрий Есенин, молоденький мальчишка, расстрелян как террорист, пытавшийся добыть оружие.

Но Гайдар, у которого он якобы выпрашивал револьвер, почему-то остался в стороне со всем своим арсеналом!

Больше того, именно в эту пору Гайдар вдруг продемонстрировал такую степень своего влияния, что перед ним склонила свою пьяную от крови голову сама «тётка»! Как уже указывалось, Гайдар в юношеские годы возглавлял карательный отряд по борьбе с мятежами (расстреливал, рубил шашками, топил в прорубях). Обосновавшись в Москве, он принялся писать для детей (и неплохо, кстати). На преуспевающего сочинителя положила глаз шустренькая Лия Лазарева, работавшая на киностудии «Детфильм». Счастье молодожёнов оказалось недолгим: Лия разочаровалась в бывшем карателе и ушла к некоему Соломянскому. Её сын Тимур появился на свет уже под крышей нового мужа… Спустя какое-то время в широкозахватную сеть «тётки» угодили и Лия, и Соломянский. Тогда мать Лии принялась хлопотать. Она обратилась к редактору журнала «Костёр» Бобу Ивантеру, затем они вместе явились к Аркадию Гайдару. Создатель «Тимура и его команды», быстренько прикинув, направился в салон Евгении Соломоновны, жены Ежова. Расчёт оказался точным, успех же хлопот частичным: Лию «тётка» отпустила, Соломянского — нет.

А удивительный иммунитет от «тёткиных» клыков поэта Иосифа Уткина?

Один из самых крупных и влиятельных троцкистов X. Раковский был возвращён из ссылки. В Москве он на долгое время поселился в квартире своего друга Уткина. Легко представить, какой жгучий интерес Лубянки вызвало бы обиталище троцкиста, поселись он, скажем, у Есенина или Платонова. А вот под крышей Уткина он жил совершенно безмятежно и бдительная «тётка» не проявляла никакого интереса ни к хозяину квартиры, ни к его чрезвычайно опасному квартиранту.

Убедительный пример того, что кровожадность «тётки» носила подчёркнуто национальный характер. Ей был сладок вкус только русской крови!

* * *

Время — лучший раскрыватель всевозможных тайн (в том числе и лубянских).