Возмездие

Рейли расстреляли. А для его хозяев пришлось разыграть небольшой спектакль на границе с Финляндией. Там при попытке перейти пограничную речку был застрелен нарушитель, и этим нарушителем Москва объявила известного британского разведчика Сиднея Рейли.

* * *

Нахождение в камере с Борисом Савинковым помогло Блюмкину получить первые представления о такой международной мощной силе, как масонство.

Борис Савинков, достигший мировой известности ещё до начала Большой войны в Европе, стал масоном лишь в 1917 году. Одно это свидетельствует, что даже таким заслуженным деятелям приходится просеиваться через предельно строгое отборочное сито.

Попав в подвал Лубянки, Савинков хорохорился недолго. Ещё до подсадки к нему Блюмкина опытные следователи, словно при игре в преферанс, открыли свои карты с набором козырей. И арестованный боевик воочию убедился в том, что лгать, изворачиваться бесполезно.

На отношении Блюмкина к своему «пациенту» сказалось откровение Савинкова, вырвавшееся как-то в задушевном ночном разговоре: он вдруг вспомнил, что однажды, в Париже, встретился в ресторане с Троцким и не только отбил у него женщину, но и наградил его увесистой пощёчиной. Поди же знай, посмеивался Савинков, что обстоятельства могут так перемениться! Троцкий сейчас в Кремле, а он — в подвале Лубянки. Но его ладонь, признался бывший боевик, до сих пор хранит память о прикосновении к волосатой щеке диктатора.

Лучше бы он этого не вспоминал! Троцкий был кумиром Блюмкина. С той ночи отношение его к Савинкову изменилось.

Оба они состояли членами одной партии: эсеров. Блюмкин знал: у Савинкова к руководству партии на протяжении всех лет сохранялось презрительное отношение, как у породистого барина к дворне. Отчаянный руководитель боевиков, он держал себя с надменным превосходством общепризнанного специалиста по террору. Партия, кстати, платила ему той же монетой…

Блюмкину доставило истинное наслаждение не только унизить, но и буквально раздавить спесивого боевика. Он убедительно доказал ему, что за всеми вроде бы героическими подвигами «Боевой организации» постоянно находилась… царская охранка. Ну, Азеф — история известная. А Гершуни? А вся эта шустрая братия, вроде Доры Бриллиант и Мани Школьник? А братья Зильберберги и Шпайзман? Впрочем, что толковать об этом человеческом мусоре, если даже Манасевич-Мануйлов, заведующий канцелярией премьер-министра, обхаживал Савинкова по заданию охранки! Причём не только в Питере, но и в Париже, в давние-давние времена… Так что не было никакого исключительного героизма. По заданию жандармских генералов он убивал неугодных лиц и время от времени посылал на виселицу поверивших в него людей.

Расчёт Блюмкина оказался точным: Савинков убедился, что его победоносное молодечество направлялось мудрецами из жандармского ведомства. Итог жизни получился позорный: самая настоящая «шестёрка», незначительная пешка на доске большой игры… Да, обидно!

Окончательно добило Савинкова доказательство того, что верный, много раз проверенный сподвижник Деренталь находился на постоянной связи сначала с царской охранкой, а затем и с ВЧК. (Скорей всего, его передал Дзержинскому генерал Джунковский, последний руководитель корпуса жандармов, оказавшийся в этом же лубянском подвале.)

Блюмкина убрали из камеры, когда выяснилось, что в дальнейшей «обработке» арестованного больше нет нужды. Сломленный Савинков вполне созрел для самых откровенных показаний.

Покинув камеру, Блюмкин несколько раз встречался с Савинковым в кабинете следователя. Его приглашали как «специалиста по Мирбаху». Дознание касалось мятежа эсеров, начавшегося, как известно, с выстрелов в особняке германского посольства. К своему изумлению, Блюмкин узнал, что убийство графа Мирбаха (чем он втайне гордился) было всего лишь незначительной деталью в громадном «Зазеркалье» мятежа — эта сложная операция объединила усилия не одной Лубянки, но и секретных служб Антанты и Германии.