— Давайте поразмышляем о том, как чувствует себя сейчас господин Савинков, — говорил Дзержинский, поглядывая на явно расстроившихся товарищей. — Возьмем за исходное, что операция развертывается удовлетворительно и наша конспирация нигде не дала течь. Это значит, что Савинков смотрит на события так, как того хотим мы, то есть он верит в существование «ЛД» и она нужна ему как воздух. Это действительно так, иначе он не послал бы в Россию Павловского. Если бы этот вопрос был для него менее важен, он послал бы еще одного Шешеню. Не забудем, что Павловский послан перепроверить положение в Москве. Но проверка вызвана не тем, что у Савинкова возникло какое-то конкретное подозрение, просто он всегда был сверхосторожным. Теперь он ждет от Павловского сообщений и последнее его письмо уже получил. Ничего подозрительного Павловский не сообщает, он пишет, что его окружает деловая и боевая атмосфера, по которой он так истосковался, сидя в заграничном болоте. Более того — атмосфера пробудила в нем старые его инстинкты, и он рвется на юг делать эксы. Таким образом, Павловский не только письмом, но и своим поведением подтвердил всю ситуацию с «ЛД». Он не мастак в политике и политиканстве, но даже ему стало не по душе наблюдать, как беспомощно барахтаются Шешеня и его люди перед лицом такой перспективной возможности, как «ЛД». И как человек дела, Павловский решил подправить положение НСЗРиС хотя бы деньгами. А это он действительно может и умеет. Наверно, Савинков против того, чтобы Павловский сейчас лез в эксы, но, увы, он не может сегодня же позвонить по телефону в Москву и отменить решение Павловского ехать на юг. Он знает, как медленна почта, имя которой «оказия». Наконец, по-человечески он понимает Павловского и не собирается слишком осуждать.
Дзержинский, заложив руки за спину, обошел вокруг стола, за которым сидели чекисты, и остановился перед висевшей на стене фотографией Розы Люксембург. Он внимательно смотрел на портрет и молчал. Все ждали. Потом он прошел еще один круг — он думал сам и давал возможность подумать всем. Затем продолжал:
— Пошли дальше, товарищи… Савинков послал Павловскому приказ приехать за ним в Париж. Приказ до сих пор не выполнен. Почему? Во-первых, все то же: Савинков знает, что такое оказия, и может предполагать, что его приказ и последнее письмо Павловского разминулись в пути. Здесь, мне кажется, обнаруживается один наш досадный просчет: мы на оказию Москва — Париж положили в среднем десять дней — это очень мало. Я уверен, что Савинков в обычной своей связи с Россией наверняка привык к оказиям куда более медленным… Итак, первая причина невыполнения Павловским приказа Савинкова в том, что приказ до него еще не дошел. Вторая — Павловский мог не выполнить приказ, считая его неразумным. Причем самое интересное, что такое объяснение мог дать скорее сам умный Савинков, чем исполнительный Павловский.
По его письму Савинков может судить о том, насколько ему, находящемуся в России в бурной атмосфере действия, не с руки снова все бросить только для того, чтобы привести сюда за ручку Савинкова. Об этом Савинков не может и подумать, но, будучи сверхосторожным, он может не торопить Павловского и ждать, пока последний совершит экс и, уже не связанный делами в России, приедет за ним с полной мошной денег. Так почему же я считаю, что до получения Савинковым новости о ранении Павловского должно пройти время, которое будет работать в нашу пользу? Он должен прийти в такое состояние, чтобы, куда он взгляд ни кинул, везде бы ему мерещилась Москва. Он должен быстро дозреть на солнце нетерпеливого ожидания.
Дзержинский вернулся к своему столу и, склоняясь над ним, читал что-то на узкой полоске бумаги.