— Псих! — закричала на него молодая мать. — Глаза повылазили? Не видишь, куда бежишь?
— Извините, — пробормотал Корчак, вскочил и поискал взглядом беглеца.
Тщетно. Приметные кроссовки исчезли из виду, а сам беглец затерялся в гуще прохожих, валивших через переход. Корчак сделал пару шагов в том направлении, но на светофоре сменился свет, и поток машин тронулся с места.
— Извините, — повторил Корчак, обнаруживший, что кричит уже не только перепуганная мамаша, но и ее сын, похожий на маленького космонавта, сменившего шлем на вязаную шапочку. — За преступником гнался. Все равно поймаю. Он за это ответит.
Корчак поставил коляску на колеса, помог усадить отстегнувшегося бутуза и пошел обратно.
Соратники поджидали его в автобусе с тремя пленниками в пластиковых наручниках и с полиэтиленовыми пакетами на головах. Чтобы их не было видно снаружи, они лежали в проходах и приглушенно матерились, но не угрожали, пытаясь понять, с кем имеют дело.
— В клуб, — велел Корчак водителю.
— В какой?
— В тот, где они изгалялись. К черному ходу вези. В сауне гостей принимать будем.
Глава 9. Накаленная обстановка
Перед тем как завести пленников в здание, Корчак отдал несколько распоряжений. Персонал и посетители сауны были эвакуированы под предлогом аварийных работ. Камеры наружного и внутреннего наблюдения предусмотрительно отключены. На лестнице, ведущей вниз, был поставлен часовой. Корчак прекрасно понимал, что с юридической точки зрения занимается противозаконной деятельностью, и не собирался оставлять улики. Совесть говорила ему, что он абсолютно прав, и этого ему было достаточно. Он имел дело с бандитами и не был намерен церемониться с ними. По его твердому убеждению, они этого не заслуживали.
Пойманная троица постепенно начала приходить в себя. Бандиты становились все более агрессивными. Подталкиваемые под навес, они упирались, отказываясь входить в дверь и спускаться по ступенькам. Несмотря на пластиковые ленты наручников, сковывающие их движения, они оказали довольно серьезное сопротивление.
— Не церемоньтесь с ними, — велел Корчак своим «гвардейцам».
Он был единственным в команде, кто не нацепил медицинскую маску, нужную не для того, чтобы предохраняться от вирусов, а для сохранения хотя бы относительного инкогнито. Он понимал, на что идет. Понимал, что переиграть ситуацию уже невозможно. И ему казалось, что теперь терять нечего.
Помощники без колебаний пустили в ход кулаки и ботинки, не смущаясь тем, что пленникам пришлось спускаться не пешком, а пересчитывать ступеньки собственными ягодицами и ребрами. С мешками на головах, они даже не видели, куда катятся, и не имели возможности сопротивляться.
Очутившись в подвальном помещении, бандиты присмирели. До них наконец дошло, что выбраться отсюда будет не так-то просто или вообще невозможно. Какой смысл бизнесмену отпускать их на свободу, где они расскажут обо всем сообщникам? Проще похоронить их и отрицать сам факт встречи.
Примерно об этом же сказал им Корчак, когда с пленников сняли мешки и усадили их на кафель в душевой.
— Я с вами нянчиться не буду, — предупредил он. — У вас есть одна возможность сохранить себе жизнь. Правда. Вы ответите на заданные вопросы и сделаете это на камеру. Все. Других вариантов нет.
— Ты с дуба рухнул, мужик? — спросил тот, кого Корчак привык называть про себя Сопливым. — За кого ты себя принимаешь? За кого нас держишь? Думаешь, мы серьезных людей подставим? Надеешься сам пропетлять? Не выйдет. Ты попал, фраер. Крупно попал.
Вместо того чтобы вступать в дискуссию с Сопливым, Корчак сгреб его за шиворот, поднял и припечатал затылком к стене с такой силой, что одна плитка раскололась. Из носа бандита сильно потекло, но теперь это была кровь.
— Пока что попал ты, тварь, — процедил Корчак. — Вы все попали. И это не шутки.
Отпущенный бандит сполз на пол, где притих, пуская ноздрями красные пузыри. Все трое были раздеты догола. Их одежду освободили от всего, что там хранилось. На скамье выросла куча самых разнообразных предметов, начиная от пистолета и заканчивая использованной жвачкой, бережливо закатанной в фольгу. Троих бандитов сфотографировали, предварительно умыв того, у кого лопнули сосуды в носу. Документы тоже были сняты и сохранены для изучения. Затем начался собственно допрос.
Корчак не показывал, как ему все это противно, насколько сильно его внутреннее сопротивление. Он заставлял себя действовать и выглядеть так, будто подобное поведение было для него естественным. Не отворачивался и даже не морщился, когда пленных избивали, требуя отвечать на вопросы. Они молчали. Было совершенно очевидно, что одними побоями никаких признаний от них не добиться. Корчак распорядился включить нагреватели в самой маленькой кабине сауны.
— Сейчас будем вас парить, — объявил он бандитам бесстрастным голосом. — Еще не поздно образумиться. Вы все равно заговорите, только будет больно, очень больно.