Наполняю ванную, опускаюсь в теплую воду. Поднимаю левую ногу, чтобы намылить ее, и провожу рукой по отметине на бедре. Шрамы всегда будут видны, но теперь они менее заметны. Пластический хирург в Копенгагене, с которым меня свел Якоб, сделал чудеса — по крайней мере, с моим лицом. Выемка на лбу исчезла, а от шрама осталась лишь слабая полоса от основания волос вниз к брови. Только если присмотреться внимательно, Можно увидеть, что она продолжается к уху.
Выбравшись из ванны и вытерев тело, я надеваю поношенные джинсы и мягкий серый джемпер, достаю щетку. Светлые волосы Линды теперь удлинены и выкрашены в темно-каштановый цвет, а взгляд моих глаз никто из прежней жизни не узнал бы. Моя старая личность выброшена, как изношенная одежда, рассыпающаяся в руках.
— Привет, меня зовут Надия Хансен, — говорю я, пытаясь улыбнуться женщине, которую вижу в зеркале ванной, но улыбка получается какая-то неубедительная. Сделав глубокий вдох, я стараюсь мысленно отбросить все лишнее, чтобы смогла проявиться новая личность. Поначалу мне приходилось делать это каждый раз — голос не привык к новому имени, и мне трудно было выговаривать его без напряжения. Раз за разом я пыталась снова, произносила его разными способами, разным тоном, меняя выражение лица. Снова и снова представлялась женщине, смотревшей на меня из зеркала. Все по-прежнему звучит неестественно, даже больше, чем в Берлине.
— Меня зовут Надия Хансен, — повторяю я. На этот раз серьезно, потом чуточку любезнее.
— Привет, меня зовут Надия. Надия Хансен.
Мое новое имя. Новая личность. Женщина, которой я стала.
* * *
Якоб приезжает в дом на южном побережье, когда мое лицо восстановилось после операции по удалению швов. Кладет на стол права и паспорт — на другое имя, с другой датой рождения.
Я изучаю женщину на фото, констатирую, что она чем-то похожа на меня. Но никто из тех, кто когда-то знал меня, не сможет, заглянув в документы, сказать, что на самом деле это Линда Андерссон.
Якоб молча наблюдает за мной.
— Как ты себя ощущаешь? — спрашивает он после паузы. Я уже близка к тому, чтобы ответить, что все прекрасно, но передумываю.
— Кто она? — спрашиваю я, указывая на права, лежащие между нами. Якоб берет их, смотрит в них, потом на меня.
— Надия Хансен, — отвечает он.
Рассказывая, что у меня будет новая личность, Якоб сказал: Адриана хотела, чтобы я взяла себе фамилию Хансен. Имя я могу выбрать сама. Даже не задумываясь, я выпалила: «Надия». Не знаю, откуда оно взялось, но получилось нечто большее, чем просто смена имени. Изменения проникают в меня куда глубже. Более всего мне хотелось бы снова называться Линдой. Но я понимаю, что уже поздно — если бы я так сказала, Якоб счел бы меня неблагодарной.
— Кто она? — настаиваю я.
— Она такая, какой ты захочешь ее сделать, — отвечает он.
Он объясняет, что теперь у меня есть все возможности устроить жизнь по своему вкусу, я внимательно выслушиваю его советы и инструкции. Он дает мне адрес новой квартиры в районе Кройцберг в Берлине, говорит, что авиабилет куплен. Прежде чем уйти, он оборачивается в прихожей и смотрит на меня долгим взглядом:
— Береги себя.
Я улыбаюсь ему, отчего кожа на лице натягивается. Эта, улыбка не моя, она принадлежит той, которой мне еще предстоит стать.
— Отлично, Надия, продолжай в том же духе. Выше нос, все образуется.