Возмездие

Я уже возле деревянного настила и открытой двери веранды, когда до меня доносится неестественный смех. Вздрогнув, я оборачиваюсь. Не слишком поспешно, чтобы не привлечь к себе внимания. Это Алекс, который хохочет, стоя с другими мужчинами в саду. Его веселость деланая, все очень прозрачно.

Через веранду я попадаю в гостиную. Она объединена с кухней, окна которой выходят на улицу. Стоя снаружи, легко видеть весь нижний этаж.

К счастью, Микаэлы нигде не видно. Я кладу букет на стол для подарков, но, вместо того чтобы убраться восвояси, жадно оглядываюсь по сторонам. Разница между тем, чтобы находиться внутри, и тем, чтобы подглядывать снаружи, куда разительнее, чем я ожидала. Переступив некую грань, я сама удивлена, какое наслаждение это доставляет. У меня возникает чувство, что я имею право тут находиться.

Проведя пальцем по крышке комода, стоящего в коридоре, я рассматриваю семейную фотографию в рамке на стене. Справа от прихожей начинается коридор с кабинетом и ванной. Каждый уголок в этом доме тщательно спланирован и продуман. Правильно это или нет, но сейчас я завидую Микаэле. На этот раз я хотела бы получить то, что принадлежит моей сестре.

Я запираюсь в ванной. Две зубные щетки в пластиковой подставке на большой раковине. Душевая кабина с дорогим бальзамом и ароматическими маслами для тела, на полочке изысканные полотенца. На шкафчике ее кремы и косметика, его пена для бритья и лезвия. В самом низу я нахожу ее противозачаточные таблетки, достаю упаковку и вижу, что она не пропустила ни единого дня.

Выйдя из ванной, я продолжаю путь по лестнице на второй этаж. Там две очаровательных детских комнаты и игровая. Сейчас в них царит полный хаос, и так же было в ее комнате, когда мы были маленькие. Я убирала и расставляла все по местам, а Микаэла только разбрасывала. В подростковые годы она сбрасывала с себя одежду, где стояла, и там все оставалось лежать, пока не уберет кто-нибудь другой. Судя по тому, как выглядит дом, она хорошо поработала над своим поведением.

На втором этаже есть еще одна гостиная — в ней телевизор такого же размера, что и в первой. Рядом огромная ванная, где есть и душ, и джакузи, и сауна.

Я снова спускаюсь вниз как раз в ту минуту, когда Микаэла заходит в дом из сада с двумя пустыми бокалами в руках. Встав так, чтобы она меня не заметила, я наблюдаю, как она останавливается у стола для подарков и берет в руки букет, положенный мною. Подносит цветы к носу, вдыхая запах розы и эвкалипта. Нахмурив брови, читает записку.

Пучок солнечного света.

Так говорила мама о желтых цветах — интересно, помнит ли это Микаэла? Она ставит их в вазу на кухонном островке и некоторое время задумчиво смотрит на них. Потом возвращается к роли хозяйки.

Микаэла просит мужчину из кейтеринговой компании пополнить блюда с канапе и рулетами, выстав ляет на стол новые бутылки вина. Она улыбается гостье, которая хвалит дом и обстановку. Несколько женщин стоят в кружок, обсуждая район и детский садик. Моя сестра рассказывает, что мечтает вернуться на работу, когда настанет черед Алекса сидеть в отпуске по уходу за ребенком. Она особенно прекрасна, когда смеется.

Меня никто не замечает. Я невидимка.

— Мне никогда еще не доводилось бывать на таком замечательном детском празднике, — говорит осветленная блондинка, присоединяясь к остальным. — Какой ужас — начинаешь завидовать пятилетнему ребенку!

Женщины смеются, и Микаэла вместе с ними, но вид у нее затравленный. Вероятно, она восприняла эти слова как шпильку — и вполне возможно, что именно так они и были задуманы.

Блондинка продолжает нахваливать Микаэлу за то, что все так великолепно, и теперь я узнаю ее. Имени не помню, но она была из тех, кто охотно называл себя моей подругой. Истинная причина того, что она тянулась ко мне, конечно, заключалась в известности моей мамы.

— Наверное, мне следует представиться, — произносит блондинка. — Меня зовут Йенни, я «бонусная» мама Вильмы.

Прежде чем Микаэла успевает ответить, она добавляет:

— Я училась в одном классе с Линдой.

Женщины тут же напрягаются, как хищники, почувствовавшие запах крови.

Йенни кладет ладонь на руку Микаэлы и склоняется к ней.

— Как там было, в тюрьме? — спрашивает она. — Я читала в газете, что ты навещала ее. Там было ужасно? Она сидела, закованная в цепи, или как все это бывает?

— Ты слишком много смотришь телевизор, — отвечает Микаэла, убирая руку.

— Должно быть, тебе тяжело пришлось, Микаэла, — продолжает Йенни и поворачивается к другим. — Мы все были так шокированы, когда ее осудили за убийство. Никто из тех, кто знал ее лично, не мог в это поверить.

Микаэла приосанивается.

— Наверное, всем уже пора перестать удивляться, — произносит она строгим тоном. — Она совершила то, что совершила. Но если бы Линда получила ту помощь, в которой нуждалась, ничего бы этого не произошло.