Возмездие

—        Не дождетесь! — отмахнулся Меркулов. — У меня это убийство вот где сидит. — Он выразительно провел рукой по горлу. — С одной стороны душит генеральный: когда мы наконец изобличим убийцу народного избранника и накроем его, понимаешь, карающей дланью закона... С другой стороны папаша Мостовой, владелец заводов, газет, пароходов — тот тоже каждый день через адвоката требует выдачи сына из узилища... Вы телевизор смотрите? Хоть иногда?

—        Бывает, — Турецкий вздохнул. — Раз в две недели, когда вдруг выходной случается.

—        А я каждый день. И почти ежедневно слушаю в московских информационных выпусках сагу о томящемся в застенках юноше из благородной семьи... Давайте мне факты! Короче, я звоню Самойловичу, а ты, Александр, сегодня же с ним встречаешься. Договорились?

—        Кто спорит-то?

—        А мне, друзья, еще один моментик покоя не дает, — прогудел Грязнов.

—        А именно?

—        Как я уже сообщал Сане, — Слава стрельнул глазом в сторону Турецкого, — мадам Новгородская каждую неделю таскается со своим сыном в некий Центр оказания психологической помощи подросткам. Мои опера сунулись было туда, но доктора тамошние молчат как рыбы об лед. Если давить, можно спугнуть Новгородскую. А хотелось бы знать, что за необходимость таскать пятнадцатилетнего парня дважды в неделю в данный Центр. Что у него за проблемы?

—        Мало ли юношеских проблем? Девочки не любят, прыщи одолели, двойки замучили, на наркотики подсел мальчик, — пожал плечами Турецкий. — Не дай бог, конечно. Хотя... Со слов Бондаренко, мадам Новгородская однажды позвонила ему из Египта вдребезги пьяная. И поливала мужа отборной бранью. Но по какой-такой причине — говорить не захотел. Лишь намекнул, если я правильно его понял, что претензии к мужу возникли у Новгородской, когда она оказалась вдвоем с сыном вдали от дома... Может, что-то в этом направлении есть, какая-то сермяжная правда. Короче, Слава, засылай в этот Центр «казачка».

—        Я племянника пошлю, Дениса. Под видом молодого папаши.

—        Детали вы обсудите сами, меня генеральный ждет. Если Олег Мостовой к убийству не причастен, как вы оба и считаете, думаю, парня можно выпустить под подписку.

—        Готов поспорить: тут же сбежит. И подписка не поможет, — возразил Турецкий.

—        И черт с ним... Пусть только попробует! — Меркулов поднялся из-за стола. — Дерзайте!

—        А мы что? Груши околачиваем? — обиделся Турецкий.

—        Я сказал — дерзайте, а не дерзите! — осадил его зам генерального прокурора. — Брысь из моего кабинета, оба! И за что я вас терплю?

Друзья выкатились в приемную, где на них таращилась испуганными глазами Клавдия Сергеевна.

—        Что там у вас за шум?

—        Все, Клава, меня уволили, — трагически произнес Турецкий.

—        Как? — ахнула женщина.

—        Шучу, шучу, радость моя!

—        Ну, знаете, Александр Борисович! Это уже ни в какие ворота! — Клавдия Сергеевна рассерженно отвернулась к компьютеру.

—        М-да... Какой-то я сегодня неадекватный, — вздохнул Турецкий, когда они с Грязновым вышли на Большую Дмитровку. — А все потому, что не нравится мне это дело. Покойник не нравится. Как-то дурно он пахнет.

—        Так покойник же... Как же ему пахнуть еще?

—        Брось, Славка, все ты прекрасно понимаешь.

—        Понимаю. Конечно, если бы расследовать убийство какого-нибудь честного и благородного дона, защитника сирых и убогих, павшего от руки наемного негодяя. И найти убийцу и покарать его!.. Это вызвало бы в нас чувство морального удовлетворения. Но... Приходится работать с теми покойниками, какие есть.

—        А Мостового этого я все равно не отпущу. Он — вор, а вор должен сидеть, так?

—        Вони много, Саня, — поморщился теперь уже Грязнов.

—        А почему они на нас давят, а мы должны оказывать им снисхождение? Закон — он для всех закон, даже для детей банкиров... Ладно, я к Самойловичу.

—        А я — в «Глорию», к Денису.

Александр Борисович шел к Лубянской площади, любуясь неоновыми гирляндами, которые уже украшали город, напоминая, что через каких-нибудь десять дней наступит самый любимый, самый сказочный праздник — Новый год. Столько всякого ждешь от него! Столько сумятицы, приготовлений, суеты! Сколько вкусностей на столе, покрытом лучшей семейной скатертью. Столько подарков, которые тщательно готовятся заранее или приобретаются в последний момент — у кого как получается, — но всегда преподносятся с желанием порадовать, угодить или рассмешить. Потому что это и самый веселый, самый детский праздник.

Саша подумал о подарках для своих любимых девочек — Ирины и Ниночки. Каждый год хотелось порадовать их чем-нибудь необычным, и каждый раз он ловил себя на мысли, что они сами — его жена и дочь — это самый лучший подарок судьбы, доставшийся ему, Саше Турецкому, не по чину, но... По крайней мере, он научился ценить этот дар.

Занятый своими мыслями, Александр не заметил, как подошел к известному зданию на Лубянке.