— Доски тонкие — всего два на шесть, да и жертва выглядит на редкость изможденной. Я бы сказал, что перед нами типичная наркоманка со стажем, но нет следов инъекций. Вы бы без труда ее подняли, констебль Макинтайр.
— Как давно она умерла, Гриша? — спросила Кэрол.
— Никогда не задавай мне вопросов, на которые я не могу ответить, — отозвался патологоанатом с невеселым смешком. — На данный момент могу сказать только одно: с момента смерти прошло около суток.
— Склад не использовался уже около четырех месяцев, — вставил подошедший Рики. — А охранники не заметили, что задняя дверь взломана, — добавил он, не скрывая своего презрения.
— И как же ее нашли? — осведомилась Кэрол.
— Обычная история. Мужчина выгуливал перед сном свою собаку. В какой-то момент псина устремилась прямиком к задней двери — должно быть, почуяла кровь. — Рики наморщил нос. — Ничего удивительного. Как утверждает этот мужик, собака толкнула дверь, та открылась, собака юркнула внутрь и не отзывалась, как он ее ни звал. Ну он и пошел ее искать. У него с собой оказался фонарик… В общем, ему хватило одного взгляда, потом он сразу вызвал нас. — Рики усмехнулся. — Слава богу, мужик догадался забрать свою чертову собаку, пока она тут все не затоптала.
— Доктор Шаталов утверждает, что девушка, скорее всего, погибла в течение последних суток. Почему же собака не почуяла труп вчера вечером?
Рики обернулся и посмотрел на своего инспектора. До сих пор тот молчал, но, когда на него упал начальственный взгляд, сразу шагнул вперед, прекрасно зная, чего от него ожидают.
— Свидетель утверждает, что прошлым вечером он выгуливал собаку в другом месте. Мы, разумеется, это проверяем.
— Никогда не следует доверять нашедшему тело, — важно изрек Рики.
«А то мы не знаем!» — подумала Кэрол, бросая еще один внимательный взгляд на тело и пытаясь представить себе последовательность событий, которые привели эту молодую женщину к столь печальному концу.
— Никаких документов, конечно, не нашли? — спросила она.
— Пока нет, — покачал головой Спенсер. — Но… У нас в районе аэропорта возникли некоторые проблемы с уличной проституцией. Большой наплыв женщин из Восточной Европы. Эта, скорее всего, тоже из них.
— Если только преступник не снял ее в городе, в Темпл-Филдз, — заметила Пола.
— Первые две жертвы были из местных, — покачал головой Рики.
— Что ж, будем надеяться, Гриша сумеет привести ее в порядок, чтобы можно было сделать фото для опознания, — сказала Кэрол. — Да, вы упомянули о предыдущих жертвах, сэр… Вы уверены, что это действительно серия?
Рики снова повернулся к телу:
— Покажите ей, док.
Шаталов, наклонившись, показал на внутреннюю поверхность запястья жертвы, где виднелось что-то вроде татуировки. Запястье было залито кровью, но Кэрол сумела различить буквы. «МОЯ!» В этом послании убийцы ей почудились вызов, отталкивающее высокомерие и извращенная жестокость. Смотреть на это было тяжело, но внутренний голос в мозгу негромко нашептывал Кэрол: «Постарайся раскрыть это убийство. Тебе нужно отличиться, прежде чем твой отдел перестанет существовать. Ведь в Уэст-Мерсии ты вряд ли столкнешься с подобными „особенными“ случаями!»
6
Вопреки всему несколько лет образцового поведения в конце концов принесли свои плоды: Вэнса перевели в коррекционно-психотерапевтический блок Оквортской тюрьмы в вустерской глубинке. Лечебное крыло существовало как бы отдельно от всей остальной тюрьмы. Главное, здесь был более мягкий режим. Например, заключенные могли гасить свет в камерах, когда им захочется, тогда как в главном корпусе освещение выключалось с центрального пульта в одно и то же время. Сами камеры тоже были удобнее. В них имелась даже туалетная комната — совсем крошечная, и все же она обеспечивала некоторое уединение, о существовании которого он почти успел позабыть.
Сегодня Вэнс погасил свет довольно рано, но оставил включенным телевизор, чтобы не остаться в полной темноте. Расстелив на столе газету, он тщательно обкорнал отросшие волосы бритвенным лезвием, а потом долго водил по голове электробритвой, пока его череп не стал гладким на ощупь. В тюрьме кожа Вэнса сделалась достаточно бледной, поэтому он не боялся, что разница между лицом и только что выбритой головой будет бросаться в глаза.
Покончив с этой работой, Вэнс взялся за свою густую бороду, которую он отпустил за последние несколько недель. Впрочем, всю растительность он сбривать не стал, оставив короткую эспаньолку и усы. В последние два года Вэнс вообще много экспериментировал с формой бороды и усов; за это время охранники успели привыкнуть к его «чудачествам», и он не сомневался, что никто из них не догадывается о его истинных целях.