— Я должен вернуться в Дат-Лахан, — вдруг сказал ишвен.
Его друг остолбенел.
— Что ты сказал?
— Я должен туда вернуться, — повторил Тириус. — Император умер, и у меня нет больше причин прятаться.
— А главное, у тебя нет никаких причин туда возвращаться, — фыркнул найан.
Тубальк продолжил путь.
— Тебе не понять, — сказал Тириус, отодвигая ветку. — Дело не в награде. Это скорее ради… Мне нужно уладить все мои прошлые дела. В Дат-Лахане все считают меня виновным.
— Ну и что? — вздохнул найан. — Какая тебе разница, что они думают? Главное — что тебе говорит твоя совесть. Сейчас твое место здесь. Рядом с нами. Рядом с Ланией.
Ишвен вынул из колчана стрелу.
— Пока я не побывал в Дат-Лахане, — ответил он, — мне не будет хорошо. Мне снятся дурные сны, Тубальк. Я вижу во сне моего палача. Я знаю, что я невиновен, но если я единственный, кто об этом знает, значит, я виновен. Понимаешь?
— Нет, — хмуро ответил Тубальк. — Я думал, что знаю тебя. Я думал, что ты любишь мою сестру. Я думал, что ты нашел тут свою семью.
— Но ведь так и есть!
— Не знаю, — сказал найан, качая головой. — Я знаю лишь одно: от азенатов нельзя ждать ничего хорошего. Ты покинул их мир, мой друг. И теперь собираешься вернуться в него. Даже не проси меня сопровождать тебя.
Как только он произнес эти слова, на опушку перед ними выбежало стадо кабанов. Тубальк выпустил по ним стрелу, и один из двух самцов, раненный в ногу, упал на землю. Тириус не успел даже натянуть лук. Друзья подошли ближе. Животное, дрожа, подняло морду и угрожающе хрюкнуло. Тириус молча стоял и смотрел на него.
— О Великий Дух, — рассердился найан, выхватывая кинжал, — ты что, так и будешь стоять?
Резким ударом он рассек кабану горло, так что тот рухнул в траву.
Тубальк встал на колени, произнес короткую молитву Анархану и взвалил еще теплую тушу себе на плечи.
— Идем, — коротко сказал он.
Несколько секунд ишвен стоял, не понимая; сердце у него сильно билось. Потом он пошел за найаном, и вскоре друзья были уже в деревне.
В тот же вечер Тириус решился поговорить с Ланией.
— Я ухожу, — сказал он.
Лания стояла на коленях на крыльце их дома и занималась дублением кож. Она ничем не выдала своей растерянности.
— Ты даже не спрашиваешь, куда?
Она медленно подняла голову и медленным движением отвела от лица прядь.
— Я иду в Дат-Лахан. Старый Император умер. Его место занял принц Полоний. Я больше не изгой.
— Вот и хорошо, — сказала женщина, снова поворачиваясь к своей работе.
— Полоний обещал мне награду, — продолжал ишвен, садясь на корточки подле нее. — Но не поэтому я хочу вернуться. Я хочу, чтобы прекратились мои кошмары.
Моргнув, женщина распрямилась и принялась растирать затекшие бедра.
— Ты скучаешь по городу, — сказала она.
— Вовсе нет, — ответил он, потрепав ее по щеке. — Я просто хочу… хочу, чтобы люди поняли. Я отправлюсь к Императору, и он отдаст мне мою награду. Золото меня не интересует, я раздам его людям, которым оно действительно нужно. Я просто хочу, чтобы он знал. Чтобы все знали.
— Я пойду с тобой, — прошептала Лания, беря его за руку.
— Что? Об этом не может быть и речи.
— Твое мнение меня не волнует, Тириус Бархан.
— Лания… — начал ишвен, поднимаясь.
— Я не позволю тебе вот так исчезнуть, — продолжала молодая женщина. — Куда бы ты ни шел, я пойду за тобой. Я хочу раз в жизни увидеть этот город. Почему бы и нет?
— Это далеко, — ответил Тириус, потирая переносицу. — Я знаю, что говорю. Твое место здесь, рядом с твоим кланом.
—
Ишвен в растерянности прислонился к стене дома. Закат оставлял на стенах розоватые отблески. Легкий ветерок колебал верхушки деревьев, сумерки были наполнены пением птиц. Лания как ни в чем не бывало вернулась к работе. И вдруг Тириус понял, что провел рядом с ней четыре года — четыре года, которые для него промчались, как четыре дня. Он очень любил ее. Кроме нее, ему ничего не было нужно. В ней было его спокойствие, в ней был его свет. Но было и нечто иное. Где-то в самой глубине души он слышал смутный зов. Он провел рукой по затылку и нащупал непокорную копну волос, косичку, которую целую вечность назад отсек палач и которая с тех пор отросла заново. Время пульсировало, время странным образом до бесконечности сжималось и растягивалось в зависимости от происходящих событий. Ишвен вошел в дом. Через некоторое время он вышел из него, держа в руке карту, подаренную ему Салимом у ворот Эзарета. Он разложил древний пергамент на земле перед своей женой и пальцем прочертил воображаемую линию.
— Мы находимся тут, — сказал он. — А Дат-Лахан вот здесь. Тридцать дней ходьбы, при неблагоприятных обстоятельствах — даже сорок.
Но молодая женщина не смотрела на карту. Она смотрела на своего мужа. Она протянула к его лицу руку и раскрыла пальцы, как лепестки цветка.
— Я пойду с тобой, — сказала она просто.
На следующий день они попрощались с деревней.