Возмездие Эдварда Финнигана

То самое утро. «Не читай мое письмо», оркестр Гарри Арнолъдса, 1961. Он пел и вспоминал дни, когда он не был одинок, вспоминал жизнь, такую долгую, что не охватить взглядом.

Тридцать четыре года прослужил он в полиции. У него было все. Тридцать четыре года. И вот теперь у него ничего нет.

Посредине моста Барнхюсбрун, переброшенного через железнодорожные пути и соединявшего Нормальм и Кунгсхольмен, он запел еще громче. Перекрикивая шум машин и сильный ветер, который вечно здесь его поджидал, Гренс пел для всего Стокгольма, отгоняя тревоги, докучные мысли, а может, и досаду:

Ты капельку толстоватый, но все же не со слона,
Ты милый, а вовсе не глупый, прости мне мои слова.

Гренс расстегнул пальто, стянул с шеи шарф, позволяя старой песне свободно струиться среди машин, кативших на второй передаче, и людей, втянувших головы в плечи и спешащих кто куда. Он уже подобрался к припеву, когда почувствовал в кармане пиджака нетерпеливую вибрацию. Раз. Два раза. Три.

— Да? — сказал он громко в мобильный телефон.

Пара секунд, потом этот отвратительный голос:

— Эверт?

— Да.

— Что ты делаешь?

Какое твое собачье дело, жополиз несчастный! Эверт Гренс презирал своего шефа. Как, впрочем, и всех других, с кем работал. И не скрывал этого. Пусть видят. И особенно сам этот интендант, сопляк и аккуратист.

— А что?

Он услыхал, как его начальник вздохнул, и приготовился.

— У нас разные роли, у тебя и у меня, Эверт. Разные полномочия. Например, это я решаю, кому тут работать. И чем заниматься.

— Как скажешь.

— Вот я и удивляюсь, как же так случилось, что ты принял человека на вакансию к себе в подразделение, а я об этом узнаю только что! К тому же человека, чей стаж и близко не дотягивает до того, который требуется для инспектора криминальной полиции.

Надо было отключить долбаный телефон, лучше бы петь себе и петь, солнце только что взошло, и Стокгольм проснулся раскрасавцем, это время — его, Эверта Гренса, личный ежедневный ритуал, когда он имеет, черт побери, право не якшаться со всякими придурками.

— Такое случается. Все зависит от расторопности.

Внизу под мостом прошел поезд, звук его ударился о перекрытия и поглотил голос в телефоне. Ну и пусть.

— Я тебя не слышу.

Голос попробовал повторить.

— Ты не имел права принимать на работу Хермансон. У меня есть другой кандидат. Более квалифицированный.

Скорее бы запеть снова.

— Ясно. Но уже поздно. Я подписал заявление еще вчера вечером. Потому что догадывался, что ты сунешь нос в это дело.

Он отключил телефон и сунул его назад в карман пиджака.

Можно продолжать прогулку. Он откашлялся: придется снова петь с самого начала.

Десять минут спустя Гренс открыл тяжелую дверь центрального подъезда на Кунгсхольмсгатан.

Все эти придурки уже сидели там внутри в очереди и ждали.

Талончики на подачу заявлений — каждый понедельник одно и то же, полна коробушка, проклятье выходных дней. Он оглядел собравшихся: вид у большинства усталый — ясное дело, у кого квартиру обокрали, пока хозяева были на даче, у кого автомобиль угнали из общего гаража, у кого разбили и обчистили витрину в магазине. Он направился к запертой двери своего коридора, там, за ней — его кабинет, пара этажей вверх и несколько дверей после кофейного автомата. Он уже собрался набрать код и войти, но тут заметил мужчину, лежавшего на диване. В руке у того был зажат талончик, лицо повернуто набок, струйка крови, вытекшая из уха, запеклась на щеке. Он что-то бормотал, но слов было не разобрать, Гренс решил, что человек говорит по-фински.

У нее из уха сочилась кровь.

Он подошел еще на шаг. Но от лежащего так разило алкоголем, что подходить ближе Гренс не стал.

Лицо. Что-то тут не так.

Теперь Гренс дышал только ртом. Два шага вперед, и вот он склонился над лежащим.

Мужчина был страшно избит.

Зрачки разной величины — один маленький, другой большой.

Глаза, он видел их перед собой, ее голова на его колене.

Он же не знал, тогда еще не знал.

Он быстро подошел к регистрационному столу. Пара коротких фраз. Руки Гренса сердито взметнулись вверх, молоденький полицейский вскочил и поспешил вслед за комиссаром уголовного отдела к тому пьяному — его, кстати, привезли на такси полчаса назад, и с тех пор он лежал там на диване.

— Отвезти на патрульной машине в неврологическую неотложку Каролинской больницы. Сейчас же!

Эверт Гренс был в ярости. Он поднял палец вверх.

— Сильнейший удар по голове. Зрачки разной величины. Кровотечение из уха. Нечеткая речь.

«А что, если уже поздно», — подумал он.

— Все признаки кровоизлияния в мозг.

Уж он-то в этом разбирается. Знает, что может быть поздно. Что тяжелую травму головы не так-то просто бывает вылечить.

Он более двадцати пяти лет живет с этим знанием.

— Ты принял его бумаги?

— Да.

Гренс посмотрел на значок с фамилией на груди полицейского, удостоверился, что подчиненный это заметил, и снова глянул ему в глаза.

— Дай сюда.