Возмездие Эдварда Финнигана

Корабль приближался, маленькая точка постепенно делалась все больше. На открытой воде он дал два гудка, Анни, вздрогнув, издала звук, который Гренс привык считать смехом: рокочущий, шипящий, рождавшийся где-то глубоко в горле.

«Сёдерарм». Тот самый корабль, которому Анни тогда махнула.

И вот теперь она поплывет на нем, ей этого хотелось, она дала это понять.

Теплоход оказался больше, чем Гренс себе представлял. Метров сорок длиной, две палубы, ослепительно-белый с сине-желтой трубой, от кормы до носа были натянуты разноцветные флажки, которые развевались и хлопали на ветру. Он покатил ее кресло перед собой, маленькие колесики застряли на трапе, и пришлось повозиться, чтобы освободить их и перебраться на борт. Гренс повез Анни в нижний салон, там было тепло и имелись пустые скамейки. Из буфета в дальнем углу сильно пахло кофе.

Сюсанна сняла с Анни шапку и расстегнула пуговицы на пальто. У Анни растрепались волосы. Эверт достал расческу, стальную с редкими зубьями, и осторожно водил ею по спутанным волосам до тех пор, пока не расчесал как следует.

— Кофе?

Эверт посмотрел на Сюсанну, которая занималась креслом, она двигала его взад и вперед, пока не пристроила у торца столика.

— Нет, спасибо.

— Я плачу.

— Нет, мне просто не хочется.

— Я настаиваю. Мне важно, что вы сегодня здесь с нами.

Сюсанна, не поднимая взгляда, опустив голову, закрепляла тормоз на колесе кресла.

— Ну, если вы настаиваете.

Гренс пошел по узкому проходу, стараясь удерживать равновесие, несмотря на качку. «Сёдерарм». Ему нравилось это название. Он много раз слышал, как его произносили монотонным голосом в морских сводках шведского радио: Сёдерарм, юго-восточный ветер восемь метров в секунду, видимость хорошая. Он бывал там несколько раз в молодости, ходил под парусом туда вместе с отцом, у них с Эвертом было мало общих интересов, но вот эти плавания разве забудешь — как мигал маяк Чэрвен, вода и небо сливались и становились одного цвета, на островке было пусто, голо и почти безжизненно, словно на бесплодной горной вершине, а вокруг уходило вдаль бесконечное море.

— Он называется «Сёдерарм», этот корабль.

Мальчик — а за коричневой деревянной буфетной стойкой находился почти мальчишка, — налил кофе в три чашки и вопросительно посмотрел на Эверта:

— Что-то еще?

— Почему он так называется?

Напряженное прыщавое лицо, взгляд убегает от таких странных вопросов.

— Не знаю. Я здесь новичок. Хотите еще чего-нибудь?

— Три бутерброда. Таких круглых с сыром.

Они пили кофе, жевали бутерброды и глядели в иллюминаторы, пока корабль рассекал волны, которые были даже в этом узком проходе между ледяными краями. Морская прогулка продолжалась сорок минут. В 11.57 они должны были сойти на берег в Ваксхольме и пообедать в отеле «Ваксхольм», где предлагалось рыбное меню. Эверт зарезервировал столик на троих — у окна с видом на море.

Он расслабился. Чувствовал себя спокойным. Но проклятые мысли о Шварце настигли его и тут. Несмотря на море, лед и шхеры. Побыть бы в покое, всего пару часов! Он сможет распутать эту чертову историю до конца, если только удастся хоть на эти несчастные два часа забыть о ней. Гренс моргнул и попытался заставить себя думать о чем угодно, только не о Шварце. Но не прошло и пары минут, как перед глазами возник Рубен Фрай и вновь стал допытываться, как далеко мог бы зайти Эверт ради спасения своего ребенка.

«Нет у меня никаких детей. У нас не было детей. Мы не успели. Анни, мы не успели. Если бы они у нас были. Например, Хермансон. Если бы у нас была такая вот дочь, как Хермансон. Но у нас ее нет. Но если бы была, Анни, я бы на все пошел, чтобы защитить ее».

Эверт нагнулся над столом и стряхнул красной рождественской салфеткой крошки с ее подбородка. Он предложил: может, выйти воздух? Ему казалось, что Анни нужно ощутить ветер, море, после всех этих долгих дней в помещении и часов, которые она просиживала у окна, разглядывая мир, к которому больше не принадлежала. Нельзя, чтобы она упустила такую возможность, — она ведь махнула тогда рукой.

Теплоход шел не очень-то быстро. Гренс не особенно разбирался в скорости на море, но прыщавый буфетчик сказал, что максимальная скорость двенадцать узлов — не больно внушительно. Гренс на руках поднял Анни по лестнице, обнимал ее и покачивал, его хромота уравновешивала качку. Сюсанна поднималась вслед за ним, она несла кресло, которое на время сложила, чтобы пройти в дверь, выходившую на палубу.

Там ветер был еще сильнее. Трудно было устоять на месте, и они лишь вдвоем могли удержать кресло. Иногда соленые капли попадали на щеку, но все равно было здорово, мороз бодрил, как холодный душ по утрам. Гренс посмотрел на Анни, она сидела у поручня, который доходил ей как раз до подбородка, и могла снова беспрепятственно участвовать в жизни окружающего мира. Снова вернулось то ощущение радости, которое Анни дарила Эверту порой, просто показывая, что сама радуется.

— Я знаю, что вы продолжаете надеяться. И мне нравится в вас это, и все то, что вы для нее делаете, но я бы хотела, чтобы вы не надеялись на слишком многое.

— Зовите меня Эверт.