Возмездие. Никогда не поздно

Они выходили из дома, как будто под дулами автоматов сдавались в плен, только что руки не поднимали. Первым на площадку бросил оружие Сергей Хатунцев: вначале на бетон полетел «кипарис», потом пистолет, сверху «накрыл» противогазом. Вторым с оружием расстался Кравец. Биленков следил за каждым движением оперативников – не утаит ли кто-нибудь из них пистолет…

Настала его очередь, и количество огнестрельного оружия выросло до тринадцати, горку оружия венчал гранатомет. Четырнадцатый ствол – личное оружие самообороны – находился в самодельной кобуре Билла.

Сброс оружия – это его личная инициатива. Он опасался, что кто-нибудь из команды получил от Жердева дополнительные инструкции, и по этой причине следил за каждым жестом товарищей и уловил бы сомнение или нерешительность даже в случайно брошенном взгляде. Плеснув на вооружение последние капли бензина, Виктор снова щелкнул зажигалкой. Первыми загорелись, выбрасывая в небо черный дым, противогазы…

Когда все закончилось, он занял место на заднем сиденье «шестерки», уступив переднее Кравцу. Глядя на его заросший затылок, отдал распоряжение Хатунцеву:

– Поехали, поехали, Хэнк. Шевели поршнями. – И только сейчас назвал пункт назначения: – Машины оставим на Яузе.

– Яуза большая, – перебил было его Хатунцев.

– Езжай к Богатырскому мосту. Между мостом и железнодорожным переездом на Рижском проезде есть съезд, я покажу. Мне нужно кое-что обдумать. Поедем молча.

– Как скажешь.

Не обиделся ли Хэнк? Эта старая сволочь только маскировалась под ужа, безобидная раскраска скрывала под собой кожу смертоносной гадюки. Он может затаить злобу и натурально выплеснуть ее в удобный для него момент. Надо бы с ним помягче… в эти последние минуты.

– Не торопись. Езжай спокойно – как ты умеешь.

– Вот так? – Старый Хэнк, включив поворотник, как курсант автошколы, аккуратно объехал возвращавшийся обратно грейдер.

– Да, так, – машинально поддакнул Биленков. Он вдруг вспомнил свою первую беседу с Хатунцевым. Тот дал согласие влиться в коллектив Ситуационного центра, перебив Виктора на полуслове: «Это много лучше, чем торчать в этой дыре без работы». Он жил в районе 54-го километра МКАДа в доме напротив железнодорожного переезда и от постоянного шума днем и ночью потихоньку сходил с ума.

От дома Лесника до места, названного Биленковым, было рукой подать. По Богатырскому мосту проходила одноименная улица, соединяющая два шоссе – Богородское и Белокаменное. Это был старый кирпичный мост с пешеходным, автомобильным и трамвайным движением. Низкий, с лестничными спусками на набережные, он стал первой преградой для судоходства на Яузе. Чтобы не нарваться на патрульную машину, Хатунцев подъехал к железнодорожному переезду через безымянные аллеи национального парка и уже с Яузской аллеи свернул к реке. Впереди обозначилась дорога на Богатырский мост, и Биленков со своего места подсказал:

– Езжай прямо.

Асфальтовая дорога закончилась, машины затрясло на грунтовке, слегка раскисшей от недавнего дождя. Подавшись вперед, Билл зорко всматривался в дорогу в ожидании съезда к реке.

– Поворот!

– Слева, справа?

– Слева!

– А, теперь вижу.

– Сворачивай. Притормаживай. Стоп! Гаси огни. Посидим немного, прислушаемся.

Биленков открыл дверцу со своей стороны, Хатунцев – со своей, и салон «Жигулей» превратился в раковину, можно было различить даже поток воды, катящийся к другому мосту – Оленьему.

Прошло три или четыре минуты. Сказав себе «пора» и переложив пистолет Коровина в карман куртки, Виктор вышел из машины. Задержал Хатунцева:

– Включи-ка ближний свет, – и сел на капот «шестерки».

Оперативники были вынуждены встать в свете фар, как артисты перед рампой. А единственным зрителем был Биленков, и ему откровенно понравилась декорация: подсвеченные кусты, в его представлении походившие на австралийский буш, резкие тени, отблески на быстрой, казалось, реке. Впрочем, он недолго оставался на капоте. Со словами: «Всему когда-нибудь приходит конец», – покинул свое место и, открыв багажник, вернулся уже с тяжелым баулом. Доставая из него по одной пачке долларов, разложил на капоте содержимое на шесть кучек, и каждая получилась в форме пирамиды.

– Как на рыбалке, – нарушил молчание Хатунцев, приковав свой взгляд к деньгам. – Мы с соседями объединялись в артель, рыбачили, раскладывали улов на кучи. Потом все отворачивались, кроме одного. Он-то и показывал на горку рыбы и спрашивал: «Кому?» Кто отвечал «мне» или поднимал руку, получал эту свою часть. И так до конца, пока каждый не получил свое.

– Пока каждый не получит свое, – повторил Биленков и поднял на Хатунцева глаза. – Справедливо. Только непонятно. На кой хрен вы отворачивались? Что, кучки были неравные?

– В том-то и дело.

– Вы собирались в артель, так?

– Так.

– А в артели, как в бане, все равны. Почему же кучки были разные? – начал заводиться Билл. – Ради спортивного интереса, что ли? Или этажи в расчет принимали? Этот живет на первом, этот на пятом. Этому больше, этому меньше…

– Потому что рыба разная была: бель, щука, линь.

– Ну и?..